Око вселенной
Шрифт:
— Невероятная вязкость воды за бортом, — доложил Филиппову бортовой штурман. — Такое ощущение, что мы двигаемся внутри трубопровода, по которому под большим давлением прокачивается мед. Семьдесят пять узлов в час! — Штурман вытер пот со лба и растерянно произнес: — С этой скоростью мы погружаемся, и наши полностью исправные приборы показывают, что мы находимся на несуществующей в мировом океане глубине — пятнадцать тысяч метров.
После слов штурмана визуальный экран «Рубикон», как бы доказывая превосходство научной мысли над таинственной экстремальностью, щелкнул и осветился ровным ярко-голубым светом…
— Майн Готт! — Харио Групп левой рукой подергал
— Какая разница, — нервно облизнул губы микробиолог Кейзи Редж, — если скоро нас не будет на свете.
Стронгин. Филиппов, весь ученый интернационал «Мурены» и полковник Хромов видели, как с экрана «Рубикона», подслеповато прищурив глаза, вглядывался в их лица седобородый и мудроликий человек в монашеском одеянии, что-то беззвучно и быстро шепча губами.
— Молится, — пояснил Хромов с тревогой глядящему на него Стронгину и, чтобы окончательно его успокоить, уточнил: — На сербском. Аминь, одним словом.
— Я ничего не понимаю. — Штурман с недоумением посмотрел на командира «Мурены». — Мы на глубине тридцать пять тысяч метров. Может быть, мы не погружаемся, а взлетаем?
— Может быть, — попытался успокоить офицера каперанг Филиппов, — еще немного, и зашагаем по пыльным тропинкам далеких планет…
— Под килем еще примерно сотня километров воды, напоминающей масло, — раздался по связи голос командира водолазной группы «касаточников» капитана 3-го ранга Титоренко. — Пора переодеваться в чистое белье, нас засосало в нефтепровод…
В капитанской рубке наступила тишина, в которой особенно проникновенно и завораживающе прозвучал голос полковника Хромова:
— Херня все это, жить будем, вот только не совсем понятно, в каком веке…
Глава девятая
Контанио Джидо, конгрессмен и хозяин более половины солидных изданий США, а на самом деле дзог низшей, предварительной ступени, исподлобья взглянул на главного редактора «Вашингтон-Пост» и спросил у него:
— Так что, вы говорите, сумел добыть ваш самый пронырливый и талантливый корреспондент?
— Сенсация! — уже в который раз во время беседы возбудился главный редактор. — Секретный видеофильм об экстренном совещании в Национальном Аэрокосмическом Агентстве. Там говорилось о том, что на Марсе обнаружены сооружения искусственного происхождения. На мой взгляд, самое сенсационное то, что на этом совещании были продемонстрированы снимки, которые скрывают от общественности и прессы уже черт знает сколько времени. Это снимки 1994 года с межпланетного зонда «Клементино», выполнившего с близкого расстояния более миллиона изображений Луны с различным разрешением и в разных частях спектра, от ультрафиолетового до инфракрасного, и снимки с межпланетного зонда «Марс Патфиндер», доставившего в июле 1997 года вездеход «Содзорнер» на Марс. Но самое главное — последние снимки с межпланетного зонда «Марс Глобал Сервейр», который с сентября 1997 года и до сей поры продолжает работу на орбите по составлению карты марсианской поверхности…
— Знаете что, — возмутился Контанио Джидо, что-то стряхивая правой рукой с лацканов пиджака, — не брызгайте слюной, пожалуйста, к черту ваши эмоции. Луна, Марс, — пренебрежительно произнес он, — должны занимать ум американца лишь во время высоких темпов роста инфляции, безработицы и уличной преступности. Сейчас же в стране период экономического благополучия, и мы должны убеждать американцев в том, что если жизнь на Марсе и возможна, то лишь после того, как там побывает Ева с лейблом «Маде ин США» на заднице и точно такого же качества Адам. В общем, — вдруг резко успокоился Контанио Джидо, предварительный дзог Оул, — никаких сенсаций с Марса. Наши граждане будут оскорблены, что жизнь на других планетах возникла без их участия, тем более что Марс я хорошо знаю, регулярно просматриваю рекламные буклеты в журнале НАСА «Маринер Глобал». Сами посудите, какая там, к черту, жизнь и искусство архитектуры, если даже потухшие марсианские вулканы достигают высоты двадцать семь километров, а это, как-никак, самая высокая гора в Солнечной системе?
— Я понял, — огрызнулся главный редактор «Вашингтон-Пост», — что вы обнаглели и охамели. Пресса в Америке свободная, и я пока еще главный редактор, поэтому опубликую все подробности об этом совещании в НАСА.
— Успокойтесь, ради Бога, успокойтесь, Аллен, — засуетился Контанио Джидо. — Зачем так много злости и неповиновения? Сейчас мы все устроим, — он нажал кнопку вызова. — Как, вы говорите, зовут корреспондента, доставшего видеопленку? Надо его пригласить сюда для обсуждения формы подачи материала.
— Гай Джеффери Лин, — ответил главный редактор. — И не пытайтесь меня переубеждать, я профессиональный журналист, а вы всего лишь мешок с деньгами…
— Вот его, — предварительный дзог Оул указал пальцем двум возникшим в кабинете неприметным мужчинам на Аллена Гульотта, — оттащите в дальний конец этажа и выбросьте без лишнего шума из окна.
— Я… — стал приподниматься в кресле Аллен Гульотт, но тут же один из мужчин перекинул его через плечо, вынес из кабинета и в дальнем конце офисного комплекса выбросил из окна 94-го этажа далеко не самого высокого небоскреба Америки.
Гай Джеффери Лин, корреспондент «Вашингтон-Пост», был из той породы журналистов, у которых нюх на сенсацию, выпивку и опасность попадал под определение «гениальность». Он был уникальной личностью даже по той причине, что при виде его политики, бизнесмены и знаменитости пытались скрыться, а если им этого не удавалось, они чувствовали себя при общении с ним, как на приеме у врача-проктолога. Интервью Джеффери начинал с вопроса:
— А это правда, что сказал о вас ваш коллега (называлось имя конкурента), как будто бы вы утаиваете свои доходы от налогообложения, ваша жена спит с вашим продюсером (клиентом, телохранителем), и вы как бы законченный подлец? Лично я не верю всему этому, — на всякий случай уточнял он, хотя мог бы порыться в памяти и добавить к сказанному еще пару формулировок к характеристике собеседника, тянущих лет на пять тюрьмы в любом штате Америки.
Само собой, респондент моментально возбуждался, хватал Лина за грудки и выпаливал ему в лицо всю правду и неправду о своем конкуренте, в гневе не замечая микрофон, подсоединенный к замаскированному диктофону на теле журналиста. Сразу же после этого Джеффери Лин мчался к противной стороне, давал ей прослушать пленку и взамен получал запись другой пленки с данными о только что покинутой стороне. Так что во лжи его никто не мог упрекнуть. Репортажи Лина были великолепны, интервью остроумны. Он умел остановиться именно на том мгновении, после которого кончается стиль «Вашингтон-Пост» и начинается стиль желто-политической «Либерасьон», газетного приложения к журналу «Плейбой», с которыми Джеффери Лин тоже сотрудничал, подписывая материалы псевдонимом Генри Фокс. Само собой, его постоянно разыскивали какие-то люди, с целью причинить какое-нибудь физическое увечье, но он всегда избегал встречи с ними, хотя за минуту до их появления пил виски в дружеской компании, ужинал в ресторане, правил материал за столиком в шахматном клубе, покупал цветы своей подружке, заключал пари или убеждал главу мормонской общины сняться в ролике, рекламирующем красно-желтое нижнее белье.