Око за око

— Ну и что? — пробормотал он.

Еще в Варшаве Мойше узнал, что у Расы существуют сезоны спаривания, но что такое семья, им не известно. Ящеры считали сексуальные обычаи людей странными и отталкивающими, впрочем, у людей ящеры тоже особой симпатии не вызывали. Русецки еще раз изучил фотографии, пытаясь найти на них какие-нибудь ключевые детали — так ученый изучает сложный отрывок из Талмуда.

Самое главное различие между людьми и ящерами состоит в том, что у ящеров нет семьи. Следовательно, напрашивается очевидный вывод: когда ящеры не работают, они

проводят время в одиночестве. Наверное, им такая жизнь нравится. На фотографиях Экреткан изображен один — или его пустая квартира, что подтверждало гипотезу Мойше.

Ну, а какие выводы можно сделать из фотографий, снятых на улице инопланетного города? Мойше взял одну из них, отложил в сторону и вновь принялся размышлять о семьях. Ящеры не знают, что такое семейные узы, однако из этого не следует, что они чувствуют себя одинокими. Просто семья не мешает ящеру сохранять верность интересам Расы.

Мойше кивнул, довольный собой. Все сходится. Пока в его гипотезе не видно никаких противоречий. Ящер прежде всего верен самому себе и Расе в целом. Раса и Император важны для каждого самца, как народ и фюрер для нацистов.

Мойше положил фотографии и остальные вещи Экреткана в медицинскую сумку, вылез из воронки и зашагал в штаб полка. Пусть другие оценят его находки. Интересно, совпадут ли его выводы с мнением экспертов, изучающих ящеров?

* * *

— Знаешь, сержант, — сказал Бен Берковиц, заложив руку за голову и откидываясь на спинку стула, — ящеры могут легко превратить любого психиатра в meshuggeh. Мне ли не знать — я сам психиатр. — Он немного помолчал. — Ты понимаешь, о чем я говорю? Не обижайся, но ты ведь не из Нью-Йорка?

Сэм Игер рассмеялся.

— Я из Небраски. Но я знаю, сэр, что вы имеете в виду. Что-то вроде сумасшедшего, верно? Я играл в бейсбол с еврейскими ребятами; они часто повторяли это словечко. Только я не понимаю, почему ящеры сводят вас с ума? Ну, кроме того, что они ящеры?

— А что ты знаешь о психиатрии? — спросил Берковиц.

— Совсем немного, — признал Игер.

В фантастических журналах он читал пространные статьи о физике и даже поразительные вещи о языках, связанные с путешествиями во времени, но о психиатрии там ничего не было.

— Ладно, — спокойно сказал Берковиц. — Один из основных принципов фрейдистского анализа базируется на сексуальных устремлениях человека и конфликтах, которые с ними связаны.

— Не хотелось бы никого обижать, сэр, но мне кажется, что не нужно быть психиатром, чтобы это понимать. — Игер с довольным видом рассмеялся. — Когда я вспоминаю, какие безумные поступки совершал, чтобы уложить в койку…

— Да, и я тоже, более того, я и сейчас к ним прибегаю. — На руке Берковица не было обручального кольца. Многие женатые мужчины не носят кольца, но в данном случае Сэм явно имел дело с холостяком. — Но ты совершенно прав, будь все так просто, любой бы понял, что к чему. Однако на самом деле наши проблемы гораздо сложнее. Фрейд связывает

секс со многими вещами, которые на первый взгляд не имеют к нему ни малейшего отношения: стремление к соревнованию, побуждение к творчеству, отношения с людьми одного с тобой пола. — Он быстро поднял руку. — Пойми меня правильно — я имею в виду не однополый секс.

— Все в порядке, капитан, я вас понял, — ответил Сэм.

Хотя Бен Берковиц и был психиатром, он вел себя как нормальный парень. Игер еще не знал, что психиатр должен вести себя как самый обычный человек.

— Итак, ты продолжаешь следить за ходом моих рассуждений? — спросил Берковиц.

— Думаю, да, — осторожно ответил Сэм. — Я никогда не пытался связать секс с вещами, о которых вы говорите, но, возможно, вы правы.

— Ты хочешь сказать, что готов принять такое допущение?

— Думаю, да, — повторил Сэм.

Берковиц рассмеялся. Он был обаятельно уродлив; когда он улыбался, то выглядел на восемнадцать лет — как один из смышленых парней (иногда их называли умниками), охотно писавших письма в фантастические журналы.

— Ну, ты — осторожный сукин сын, не так ли? Напомни мне, чтобы я не садился играть с тобой в покер. Так вот, благодаря фрейдистскому анализу мы получаем полезные объяснения принципам работы человеческого мозга. К сожалению, нам не удается применить похожие принципы для ящеров.

— Почему? — спросил Игер, но почти сразу все понял. — У них есть — как там он у вас называется? — сезон спаривания.

— Правильно — и все получается с первого раза. — Берковиц улыбнулся. — Ты похож на парня с фермы, Игер, но соображаешь — будь здоров!

— Благодарю вас, сэр. — Сэм не считал себя особенно умным.

Барбара, к примеру, могла легко обвести его вокруг пальца. Однако она не скучала в его обществе, значит, он не такой уж деревенщина, как ему порой казалось во время разговоров с разбитными игроками из больших городов.

— «Благодарю вас, сэр», — как и многие разбитные городские парни, Берковиц обладал даром имитатора. Однако в нем не чувствовалось злобы. — Поверь мне, сержант, будь ты балбесом, тебя бы не направили в Хот-Спрингс. То, что происходит здесь, а также проект, которым ты занимался раньше, сейчас самое важное из того, что происходит на территории Соединенных Штатов, — а ты принял участие в обоих проектах. Мало кто может сказать о себе такое.

— Я никогда об этом так не думал, — признался Игер. Теперь он понимал, что ему есть чем гордиться.

— А следовало бы, — заявил Берковиц. — Но вернемся к нашей проблеме, хорошо? Ты верно подметил, что у ящеров есть сезон спаривания. Когда их женщины начинают испускать соответствующий запах, они трахаются до потери сознания. А как только запах исчезает… — Он щелкнул пальцами. — Все моментально прекращается. Получается, что девяносто процентов времени — и на все сто, если рядом нет леди ящер, — они в сексуальном отношении абсолютно нейтральны.

— И они думают, что у нас очень необычные нравы, — заметил Игер.