Окольцованная птица
Шрифт:
— Ага. Как же. — Она скривила губы. — К Ваньке Мокрому. Разбежалась. Его самого с собаками поискать.
— Мне очень жаль, Улей. Правда, жаль.
— Чего тебе жаль? — спросила она, и ее губы задрожали. Напряжение проходило, оставляя боль и неловкость, которые нужно скрыть во что бы то ни стало. Она старалась.
— Что не я украл это ружье, — сказал Роман, глядя в ее темно-зеленые глаза.
Она усмехнулась.
В этот миг Купцов ощутил, как его сердце наполнилось странным чувством, он вдруг осознал себя мужчиной, который должен защитить слабую, несчастную
Она кинулась к нему. Как ей казалось, она кинулась с обвинениями, но по ее взгляду, в котором не было той, прежней, агрессии, он понял другое: она кинулась к нему искать защиту. Она увидела в нем своего мужчину.
Гордость распирала его грудь. Сама того не понимая, Ульяна пробудила в нем чувство, которое большинство женщин, даже не ведая о том, не подозревая, заталкивают, загоняют в самые глубины мужской натуры, давят, не зная, что им делать с этой мужской гордостью. Она для них обременительна и бесполезна.
— Улей, иди сюда. — Он раскинул руки, полы халата разошлись.
Она вспыхнула, потому что никак не ожидала увидеть то, что увидела. Она внезапно попятилась и споткнулась о женские черные лодочки. Ее взгляд метнулся от них к нему, и в ее глазах он увидел столько боли, что вздрогнул.
Роман поддел туфли большим пальцем ноги и улыбнулся:
— Это в прошлом. Я их выброшу.
Он прижал ее к своему голому напрягшемуся телу и укрыл полами белого махрового халата. Теперь халат пах только ею. Ее волосами, в которые примешался запах поезда, ее губами, которые хранили аромат мятной пастилки, ее куртки, сохранившей запах настоянной на солнце сосны.
— Пойдем, пойдем, — шептал он.
…Она смотрела в знакомый потолок и улыбалась, слушая ровное дыхание Романа. Неужели и впрямь мысли материализуются? Сколько раз она представляла себе, что это снова случится. Во второй раз.
Она только не знала, когда и что явится толчком к этому. Верно говорят, нет худа без добра.
Роман уехал по делам, он опоздал, конечно, но Ульяна об этом не думала. Она бродила по его квартире одна и, надо сказать, чувствовала себя прекрасно. Она больше не думала о том, почему не позвонил ей Роман, она не думала и том, что у нее украли ружье. Что случилось, то уже случилось. А что делать дальше — жизнь распорядится.
Сегодня Ульяна должна уехать обратно, поезд уходит вечером, Роман обещал ее проводить. Отцу Ульяна не позвонила, потому что на этот раз она ехала не к нему.
Перебирая книги на полке, она обнаружила много альбомов по оружию на европейских языках. Прекрасные тома. Каталоги «Сотбис». Она открыла один и тотчас наткнулась на «скотт-премьер», который выставлен на торги. Стартовая цена заштрихована желтым, и рядом поставлен жирный восклицательный знак.
Потрепанный старинный журнал привлек ее внимание картинкой на обложке — полуобнаженная дива. И подпись: «Турнюр потеряла». Ульяна наморщила лоб, пытаясь сообразить, как выглядела эта часть дамского туалета. Но ясно представить не смогла, потому что половина дамы была трачена временем, словно молью.
Ульяна листала журнал, взгляд скользил по картинкам, которые в начале прошлого века считались эротическими. Ей стало смешно. Стоит включить телевизор, который стоял в этой комнате, и увидишь, что более целомудренные картинки сегодня трудно найти.
Она уже собралась положить журнал на полку, как из него выпал листок в клетку, он, планируя, словно самолетик, осел на ковер. Совершив мягкую посадку, он замер, а Ульяна уставилась на него.
Может ли она его развернуть?
Она огляделась, словно проверяла, не наблюдает ли за ней кто-то, но потом одернула себя — вряд ли Купцов держит в доме камеру наблюдения.
Листок был старый, желтый, рука писавшего дрожала, явно от старости.
«Сын, я хочу кое-что добавить к тому, что сказал тебе третьего дня. Пару к „скотту“ мой папаша заказал после времени, не сразу. Поэтому номера идут не подряд. Ищи нужный номер на ствольной трубке. Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне».
Ульяна держала пожелтевший листок и чувствовала, как он дрожит. Так вот почему Купцов тогда пытался открыть ружье? Вот почему он хотел его осмотреть, а она упорствовала и не давала? Ему нужен был для чего-то номер…
Она осторожно положила на место журнал, испытывая неловкость от того, что влезла в чужие тайны. Но почему Купцов хранит такое важное письмо вот так? В старинном журнале?
«Но это его дом, — напомнила она себе. — А ты сама как хранишь свои вещи? У тебя из-под замка крадут самое ценное. Не тебе осуждать других», — одернула себя Ульяна.
Но сейчас у нее не было настроения обижаться на кого-то. И даже на вора? Прямо сейчас и на него тоже. Потому что, не прояви он чудеса ловкости, ее сейчас не было бы здесь.
Зазвонил телефон, Ульяна поколебалась — снять трубку или нет, потом вспомнила, что Роман обещал ей позвонить, и сняла.
— Да?
— Алло? — Женский голос осекся. — Простите, я, наверное… ошиблась.
А может, и нет, усмехнулась Ульяна, вспомнив про черные лодочки и светлый женский плащ, которые перед уходом из дома Роман засунул в мусорное ведро.
Женский голос исчез из трубки, потом снова зазвонил телефон.
Ульяна решила не брать на сей раз трубку — это дама перезванивает, полагая, что ошиблась.
Но телефон звонил и звонил не умолкая, и она решила подойти.
— Почему не отвечаешь? Где ты? — Голос Романа был настороженным.
— Я была в ванной, — сказала она, позволяя ему самому разбираться с подругами.
— Могу себе представить, как хороша ты была, — проворковал он тихо. — Как я хочу сейчас домой! — вздохнул он. — Но я еду в мэрию. У меня сегодня безумный день.