Окольцованные тьмой. Том 2. Попурри злого гения
Шрифт:
– Так держать, боец, до свадьбы заживёт! – бодро произнесла Емельянова, закончив работу.
– Подумаешь, царапины, – ответил Витя. – Я теперь ничего не боюсь.
– Виктор, где твоя верхняя одежда и сапоги? – спросила Арина Сергеевна. – Твой дядя говорил, что на тебе была леопардовая шубка.
– Я их подарил девочке, – Витя побледнел, вспомнив о Сашке. – Вы не видели девчонку с кудрявыми волосами? Её зовут Саша.
* * *
Александра по всему району искала Одноглазого – молодого бандита, который объявился в Бурьяново около года назад. Одноглазый был тощий как щепка, но ловкий и прыткий, выносливый тип. У него были рыжие дреды и козлиная бородка. Левый глаз был выбит и теперь вместо него был стеклянный, парень прятал его под тёмной повязкой, а правый глаз с орлиным зрением был чёрным.
Сашка слышала, что Одноглазый – кореш некого Беззаконного – она, как и многие жители неблагополучных районов, знала легенду о молодом атамане, но, в отличие от большинства, не видела в нём никого, кроме преступника. Если бы она вдруг встретила треклятого Беззаконного, то без малейшего сомнения сдала бы властям – так считала Саша. Одноглазый же не казался ей ужасным: этот парень не раз выкупал у неё украденные вещи и перепродавал их.
Одноглазый жил в смрадном сарае на окраине района. Он был сегодня не в духе: кто-то намял ему бока, но Александра догадалась, что тревожат барыгу вовсе не физические страдания.
Сашка долго уговаривала Одноглазого купить у неё вещи Феникса. В конце концов, парень сдался и приобрёл у неё пиджак и сапоги. Шубку Саша ему не отдала: посчитала сделку невыгодной. Она выбросила свою куртку и надела шубу. Александра ощутила тепло и ласково погладила леопардовый мех.
Простившись с Одноглазым, Сашка со всех ног побежала домой. Она чуть не споткнулась на зловещей ступеньке и ворвалась в подъезд. Дверь их квартиры номер три была закрыта, но не заперта. Девочка почуяла неладное и, переступив порог, понеслась в комнату.
Красные пятна на стенах и подоконнике, и забрызганное алым, пробитое пулей окно да лужи крови на линолеуме вынудили Александру замедлиться и замереть у дверного проёма. Она увидела на полу убитую мать, тело соседа, неподвижную сестру с изуродованной щекой и онемела. Вокруг стояло столько незнакомых чёрствых лиц и знакомое, но в одно мгновение, ставшее ненавистным, лицо юного Виктора. Саша не сразу обратила внимание на кроватку, где лежали её мёртвые младшие братья.
– Ма-ма… Ле-с-ся… Вла-дик… П-па-ша… – произнесла она дрожащим голосом. Лицо Александры стало пунцовым, по щекам потекли горькие слёзы.
– Алекс, – Витя окликнул её и столкнулся с чем-то страшным, неутолимым, невыносимым: безутешными яростью и болью.
– А-а-а! Убью! – дико закричала Александра и побежала к нему, неистово размахивая кулаками, но Кареев не позволил ей даже прикоснуться к юному князю. Телохранитель перехватил её, скрутил девчонке руки и обездвижил.
Витя стоял как вкопанный, не в силах подобрать нужные слова. Он понимал, как ей должно быть больно. Волков сам терял дорогих людей и не хотел, чтобы она испытала это страшное чувство. Он мечтал помочь Алекс и её родне, но вышло все иначе.
– Отличная реакция, Даниил, – вмешалась Емельянова, она успела залатать ранения Кровавой обезьяны и, прошептав на ухо: – Молодец, – дала девушке новый приказ. Навестить «Бурьяновских мясников» и ликвидировать всех членов преступной группировки.
Арине Сергеевне было немного досадно терять источник дешёвого материала для подпольных опытов, но она не могла допустить, чтобы Григорий узнал о её сотрудничестве с ними. Как говорится, меньше знаешь, крепче спишь.
Наёмница кивнула хозяйке и вышла вон. Арина же велела Жанне подготовить инъекцию с успокоительным и поставить девчонке в леопардовой шубе. Медсестра принялась выполнять её поручение, а Емельянова обратилась к Вите.
– Мы позаботимся о девочке.
Даниил удерживал Сашу мёртвой хваткой, Жанна приблизилась к ним. Она приспустила вырывающейся и воющей белугой девочке рейтузы, протёрла ваткой со спиртом тощую ягодицу и, поставив укол, натянула той штаны. Александра брыкалась, но силы стали гаснуть, как свеча. Она быстро вымоталась и притихла на руках охранника. Веки Сашки тяжелели, она незаметно погрузилась в сон.
– Что вы ей вкололи? – сердито спросил Виктор, взяв себя в руки.
– Ей нужно хорошенько выспаться, – ответила Емельянова. – Не беспокойся, мы позаботимся о ней.
– Саша поедет со мной, – сказал Витя, подойдя к Александре, что спала у Даниила на руках. Он потянул к ней руки и приказал Карееву: – Отпусти, я её никому не отдам!
Охранник подчинился, и юный князь взвалил девочку себе на спину.
– К чему эта комедия, Волков? – сурово произнесла Арина Сергеевна, взглянув на Витю с девочкой на спине, как на тлю. – Забудь про эту оборванку, мы доставим её в органы опеки, а ты отправишься домой.
– Нет! Саша будет жить со мной в Волчьей крови, – упрямо возразил Виктор и заявил: – Я её удочерю!
– Не смог придумать ничего глупее? Испорченный ребёнок, не способный отвечать даже за собственные поступки. Думаешь, нам больше заняться нечем? Искать тебя по всему Блэкграду – великая честь? Можешь не тешить своё самолюбие, – злобно сказала Емельянова. – Если бы мы не успели, то эти падшие твари разобрали бы тебя по частям.
– Я виноват… Мои проступки ужасны… Спасибо за помощь! Я благодарен вам! Но Саша ни в чём не виновата… Она заслуживает нормальной жизни. Когда я остался сиротой, Григорий Андреевич меня не бросил. Чем Алекс хуже меня? Ей тоже нужен дом! А я… хочу быть таким же справедливым, как мой приёмный отец! – серьёзно отозвался Витя. – Арина Сергеевна, позвольте мне поговорить с папой. Он – князь и высшее должностное лицо Блэкграда. Он для блэкградцев как второй отец! Он должен решать судьбу Сашки.
– Вот как ты всё закрутил, – заметила Емельянова уже обычным тоном. – Да будет так.
Глава 3. Справедливость хозяйки НМЦ
Витя ещё раз поблагодарил Арину Сергеевну за спасение и, сказав телохранителю «Пойдём», понёс Сашку к выходу. Он вспотел; его голову, спину, руки и ноги сковывала незримыми цепями тупая боль. Он тихо стонал, едва сдерживая слёзы, но ни в какую не соглашался передавать Александру охраннику, сколько бы тот ни настаивал на помощи.