Окончательный расчет
Шрифт:
Она ни секунды не сомневалась в том, что неизвестный ждет, небрежно опершись на свой джип, именно Фомина. И прежде чем Геннадий Ильич споткнулся на ровном месте при виде блондина и перешел на торопливый шаг, двинувшись к нему, успела поглубже засунуть в открытую сумочку пистолет и извлечь из него пудреницу… Точнее, маленькую видеокамеру, сделанную в виде пудреницы… В ее душе, прежде чем она нажала маленькую золотистую розочку на крышке и, открыв ее, начала «пудрить носик», даже успела вспыхнуть благодарность к Денису, снабдившему ее этой моделью — одной из самых последних, имеющихся в распоряжении на сегодняшний
Галя только теперь обнаружила, что на Купеческой набережной объявилось за последние минуты довольно много народа — большинство либо в спортивных костюмах, либо с собаками. Для того чтобы вести съемку, ей пришлось поначалу опереться на парапет, затем еще несколько раз поменять положение и даже подойти чуть ближе к успевшим встретиться Фомину и «манекену». Эти мелкие неудобства, однако, вполне компенсировались тем, что в постепенно увеличивающейся толпе на «пудрившую носик и подкрашивающую губки» туристку вряд ли кто обратит внимание.
Впрочем, будь даже набережная и вовсе пуста, Фомин и его собеседник, скорее всего, все равно на Романову бы не взглянули — настолько оба они были поглощены разговором! И Геннадий Ильич при этом выглядел еще несчастнее, чем во время разговора с дочерью, тогда он не был по крайней мере напуган. А сейчас даже его спина, моментально ссутулившаяся, повернутая к Романовой, выражала страх. «Манекен» же был, как решила Галя, зол, как дьявол… Именно злоба скривила тонкий рот незнакомца, и если поначалу ей показалось даже, что мужчина достаточно хорош собой, теперь сказать этого было никак нельзя.
Галочка уже хотела выключить камеру и вернуться в машину, но тут блондин извлек из кармана плаща какой-то предмет и помахал им перед носом Геннадия Ильича, отчего тот окончательно втянул голову в плечи. Что именно он продемонстрировал Фомину, Романова не разглядела. Но очень надеялась на то, что Денисова «пудреница» окажется более глазастой, чем она…
У Альберта Вронского, молодого сотрудника «Глории», давно уже не было так тяжело на душе, как в это утро, в течение которого он уже раз двадцать успел проклясть себя за то, что согласился на это, с позволения сказать, «задание»… Кто ж знал, что Евгения Петровна Шмелева и впрямь пробудит в душе молодого повесы Альберта нечто похожее (опасно похожее!) на чувства, которых испытывать по отношению к «объекту» задания не положено!.. И это несмотря на то, что она была старше его на целых пятнадцать лет!..
Вронский сердито оглядел ободранные, убогие стены однокомнатной хрущевки, заявился в которую минут тридцать назад, подчинившись Жениному распоряжению, отданному по телефону. Затем подошел к окну, вид из которого был не менее убогим, чем здешние стены. Ключ от этого жилища, никак не вязавшегося с обликом Жени, она оставила ему еще вчера. И что теперь?.. А теперь ему, Альберту, мягко говоря, не по себе настолько, что аж тошно… Чего стоят одни только взглядики и тщательно скрываемые ухмылки дорогих коллег, особенно этих прокурорско-ментовских… Хотя к Турецкому, конечно, претензий никаких: весьма
Он еще раз глянул вниз, на тоскливо-серый двор с пятнами грязи на тех местах, где недавно лежал снег, и слегка вздрогнул: слева, стараясь обходить лужи в своих ярко-красных сапожках на шпильках, к дому шла Женя… Интересно, почему она сегодня по телефону напустила столько таинственности, организовывая свидание? Из романтических побуждений? Ну это вряд ли… Альберт нахмурился и, строго напомнив себе, что он оперативник «Глории», а отнюдь не сентиментальный вьюнош, роль которого ему так не по вкусу, двинулся в сторону прихожей, дабы лично встретить Шмелеву.
Женя ворвалась в квартиру словно весенний ветер с Волги и, резко захлопнув дверь, привалилась к ней спиной. Глаза ее горели, щеки сияли нежным, естественным румянцем, женщина слегка задыхалась.
— Ох-х-х!.. — Она оттолкнулась от двери и прижалась к Альберту, спрятав лицо у него на груди. И вдруг неожиданно рассмеялась. — Ты не представляешь, как, я лажанулась! — скидывая на ходу белоснежное легкое пальто и красную, в тон сапожкам, шляпу с шарфиком, она пролетела в комнату. На мгновение замерла, обнаружив на столе прелестный букет белых роз (деньги Денис выделил беззвучно!), рассеянно чмокнула Альберта в щеку («Спасибо, милый!..») и почти упала на кровать.
— Что случилось, Женюра?.. — Вронский искренне встревожился: не хватало только, чтобы оскорбленный муж сорвал им операцию! В этот момент в нем говорил исключительно оперативник — несмотря на нежность в голосе.
— Ты знаешь, что я вчера опоздала домой?.. В том смысле что Василий был уже там и бесился от ревности и подозрений, пел своих «Волков», которых я терпеть не могу…
— Ка-каких волков?!
— А-а-а, не важно! Не в этом дело, а в том, что выкручиваться пришлось на ходу, я брякнула первое, что пришло в голову: наврала, что мне по телефону якобы угрожали раз пять за ночь, и в итоге я со страху рванула ночевать сюда… А поскольку приехала поздно, то и проспала его поезд!
— Остальное могу представить, — покачал Альберт головой. — Он приставил к тебе охрану… Как же ты удрала?
— Легко! — Женя довольно расхохоталась. — Отправилась с этим козлом в наш центральный универмаг, там целых три этажа и народу всегда уйма! Ну я его отправила в кафе посидеть, пока сделаю покупки. Договорились встретиться там же через два часа… Ох, Бертик, я, должно быть, сошла с ума, так себя веду, словно, словно…
Он с нежностью привлек ее к себе и договорил за Женю очень тихо, прижав губы к ее ушку:
— Словно это и вправду любовь… А это любовь, разве я тебе не говорил вчера?..
…Спустя сорок минут Женя с сожалением выскользнула из постели, но вид у нее был самый что ни на есть задумчивый.
— Пора, иначе будет скандал… И что мне теперь делать?
— Ничего. — Он сел, не одеваясь, и улыбнулся. — Обещаю тебе, что завтра же твой супруг оставит тебя в покое… Пока я имею в виду только охрану.
Евгения Петровна, уже успевшая накинуть пальто и сделать шаг к дверям, нервно обернулась и, возвратившись, присела на край кровати.