Окопная правда чеченской войны
Шрифт:
Нет, Пьером Безуховым на войне быть невозможно. Разве что иностранец может быть здесь таковым. Впрочем, доморощенных «иностранцев» среди пишущих о Чечне хватает. По большей части те, кто любит говорить: «Эта страна» и имеет удивительную привилегию — за считанные часы находить и брать интервью у Дудаева…
В войсках этому генералу дали кличку «Шаман».
— Во, видишь, Шаман опять колдует… — уважительно говорит мне пожилой солдат-контрактник, показывая на вершину горы. Там еле видный сидит, склонившись над картой генерал…
Отсюда, с вершины, открывается странный, почти мистический вид. Подпирает горизонт седой от снегов Кавказский хребет, а у его подножия, между холмов, раскинулись кишлаки. Те самые, за которые мы деремся. И война разворачивается под нами, как в странном театре, приближенная к глазам артиллерийской оптикой. Перебегают солдаты, ведут огонь танки, горят дома. И в душе вдруг рождается странный холодок прикосновения к чему-то высокому, закрытому для человека.
Там, внизу в сплетении улочек, среди стен, заборов, садов, дерутся насмерть в крови, поту, ярости сотни людей, для которых мир сузился до прорези прицела, в который ловят движение врага. И им невдомек, что сверху за всеми ими наблюдает кто-то еще.
Я зачарованно долго слежу за боем, пораженный этой неповторимой возможностью вдруг увидеть войну со стороны, с высоты. С тех вершин, с которых разве что древние боги наблюдали за жизнью людей…
Шаманов — легенда нашей группировки. Солдаты его почитают как бога. И причин тому предостаточно. Он бережет людей. Воюет расчетливо, хладнокровно.
Генерал — бывший десантник. Лишь после академии он сменил эмблемы с парашютами на общевойсковые.
Чеченцы боятся одного его имени. Истерично докладывают о наших успехах, преувеличивая нас как по численности, так и по качеству. Почему-то величая все наши бригады «спецназовскими». Мы, впрочем, не в обиде. Греет, так сказать, самолюбие.
Штаб «Шамана» развернут на вершине горы, господствующей над местностью. Внизу — кишлак — его взяли три дня назад стремительным броском. Не ждали «духи» такой скорости от «Шамана». Откатываясь с перестрелками, они рассчитывали, что армейцы остановятся передохнуть, перегруппироваться. Ведь сколько уже пройдено. Коммуникации растянуты. Пополнений нет. Но генерал решил иначе. И буквально на плечах чеченцев ворвался на эту высоту. «Чехи» только-только окопы начали рыть, когда моторизированные группы сбили их с высот. Этот бросок был полной неожиданностью. И «духи» побежали, бросая в панике технику, вооружение, амуницию. Армейцы захватили крупный узел связи, склады с боеприпасами и амуницией.
Сейчас генерал управлял боем. Что-то чертил на карте. Размышлял. Наконец, подозвал комбригов.
— «Духи» закрепились вот здесь и здесь, указывает он точки на карте. — На обратных скатах вот той высотки у них минометы. С этой вершины они простреливают аул. Виктор Васильевич, — обращается он к одному из командиров, — силами штурмовой группы и разведчиков надо сбить их с этой высоты и закрепиться там. Оттуда и кишлак как на ладони, и минометы «духов» с обратных скатов собьете. Готовьте людей. В одиннадцать нанесут удар «Ураганы» — вот сюда и сюда. С одиннадцати тридцати до часу будет работать авиация. А потом уже ваша очередь…
После постановки задач вершина пустеет, и генерал садится на раскладной стульчик и надолго замирает, наблюдая за полем боя под ним.
Вздрогнула гора от грохота разрывов «Ураганов». Салютом расцвели в небе гроздья тепловых ловушек, отстрелянных штурмовиками. Ахнули разрывы бомб. Вся огромная военная система группировки пришла в движение согласно воле своего командующего.
— Сюда даже генерал Ермолов не дошел, — говорит вдруг генерал.
И в этих словах его то ли скрытая гордость от того, что он, русский генерал, доделывает сегодня то, что не успел, не мог полтора века назад другой русский генерал. А может быть, горечь от того, что спустя полтора века русскому солдату вновь приходится с оружием в руках усмирять эти горы, поливать их своею кровью. Кто знает…
…Штурмовая группа готовилась к выходу. Кто-то торопливо доковыривал ножом тушенку из банки, кто-то набивал пулеметную ленту. Кто-то дремал, положив голову на бронежилет. Молодые ребята. Пулеметчик в «бандане» — рокерской косынке. Снайпер — в перчатках с обрезанными пальцами. Гранатометчик светлый в очках, с наушниками плеера в ушах. Если бы не оружие, не амуниция, не эти горы — то один в один — молодежная «тусовка» где-нибудь в Москве или Ярославле. Но здесь война и мальчишки готовились к ней. Это штурмовая группа бригады. Те, кому приходится идти первыми, взламывать духовскую оборону, драться насмерть. Мальчишки? Бойцы!
— Подъем! Строиться! — буднично говорит командир. Сам он не намного старше своих солдат. Без знаков различия, так же увешенный оружием, он почти не отличим среди них, но слово его, чувствуется, здесь ценят. Группа скоро выстраивается в две шеренги.
— Шмотки не брать — их тылы заберут. Старшина проследит, — поясняет командир. Все «мухи» — на себя. Наверху дополучим «шмелей» и выдвигаемся к высоте 437.0, оттуда по гребню пойдем вон на ту высоту, — командир указывает шомполом на один из пологих хребтов внизу.
— Задача — взять высоту и закрепиться.
— Все ясно?
— Понятно, командир, — нестройно отзывается «братва».
— Тогда — по коням! Нале-во! Шагом марш!
И строй неторопливо зашагал к БМП, стоящим неподалеку. Рассаживались быстро, привычно. И через минуту боевые машины уже были похожими на какие-то средневековые пиратские челны. Разномастные сидения от автомобилей, подушки, бронежилеты, стволы, ящики с боеприпасами, тубусы одноразовых гранатометов. Все вроде бы вперемешку, в беспорядке, а на самом деле все на месте, все под рукой, все по-боевому…
На башне одной из БМП колонка от магнитофона.
Взревели движки. Лязгнули гусеницы. Командиру протянули руку и он легко вскочил на броню, сел на заботливо подсунутую ковровую подушку. Надел танковый шлем, прижал ларингофоны к горлу.
— Вперед!
Качнулись на месте и тут же рванулись, как пришпоренные лошади-БМП. А из колонки динамика донеслось, тая в воздухе:
Комбат, батяня! Батяня, комбат! Ты сердце не прятал за спины ребят!..