Оковы Древнего Н-Зота
Шрифт:
Сумеречный дракон налетел на призрачный щит. Им не по силам преодолеть его. Калесгос сдержит слово — только охранная магия. Он не будет применять боевую магию против драконов без особой нужды.
Калесгос расправил крылья и полетел вперед.
Теперь у него было время. Нападавшие драконы не стоили его внимания. Попыток своих они все еще не бросали. Калесгос остановился недалеко от входа в подземелье Н-Зота. Пригляделся. Стены обвивала свежая поросль, зеленые побеги плюща обнимали колонны у входа. Он был совершенно уверен, что раньше лиан здесь не было.
Помимо растительности
Калесгос обновил защитные заклинания и сосредоточился. Новая, уникальная магия. Единение прежнего дара Титанов и вызволенной магии Оков Древнего Н-Зота. Ни Аригос, ни Малигос не владели подобными способностями. Новая магия для новой жизни, что ждала его и Синюю стаю впереди. Калесгос не повторит их ошибок и постарается не допустить новых.
Снежинки появились вновь, они танцевали в воздухе, повинуясь воле Аспекта. Ветер ловил каждую замерзшую слезинку, направляя ее в единый поток. В какой-то миг снежинки объединились, сцепились между собой хрупкими узорчатыми сторонами, образовав тонкую девичью фигуру. Сотни снежинок рассыпались по плечам, будто светлые локоны, какими они были у эльфийки Тиригосы.
Сверкал волшебный купол над его головой и обретал до боли знакомые черты снежный призрак. Главное вовремя остановиться, повторил самому себе Калесгос, он не хотел возвращать ее из мира духов. Если им суждено встретиться, они встретятся именно там, когда придет его час. Он сохранит частицу призрачного образа, который помнили эти стены и камни, по которым она ходила. Грим-Батол запомнил Тиригосу в смертном облике, ведь крепость никогда не видела ее драконом.
Сотворившие изо льда ее тело снежинки подрагивали, искрились. Ветер высекал, словно скульптор, на глазах у Калесгоса, повинуясь его воспоминаниям, губы на ее лице и изогнутые длинные ресницы. Застывший призрак вдруг ожил. Моргнул несколько раз, и несколько снежинок сорвались с уголков ее глаз.
Пора! Не ограненный темный сапфир на его шее, амулет Азурегоса, вспыхнул изнутри. Снежинки одна за другой, серебристым ручейком, устремились к камню. Ветер, воссоздавший ее облик, теперь безжалостно стирал его. Снежинки исчезали, растворяясь в темном сапфире на шее Калесгоса, и сияние амулета крепло, раскаляясь. Камень обжигал. Когда последняя из них скрылась в сапфире, ослепительная белая вспышка зародилась в его глубинах и вырвалась наружу, лишив окружающий мир его красок.
Какое-то время он стоял, закрыв глаза, прислушиваясь к ощущениям постепенно уходящего, исчезающего тепла на груди.
«Я всегда буду с тобой», — произнесла она незадолго до гибели.
«Ты всегда будешь со мной, Тиригоса», — теперь он был уверен в этом.
Калесгос открыл глаза. Его окружали сумеречные драконы. Они больше не атаковали. Не испытывая страха перед двумя дюжинами собравшихся драконов, Калесгос отменил защитный барьер. Взглядом он нашел среди них одноглазого лидера и обратился к нему:
—
Их лидер сомневался, Калесгос это хорошо видел. Он не получил отказ сразу же, что говорило в пользу этого одноглазого дракона. Он всерьез озабочен участью своих драконов. Нетерпеливо перебирали крыльями остальные, поглядывая то на Калесгоса, то на лидера.
— Меня зовут Эйерус, — наконец сказал сумеречный дракон.
Но сам Грим-Батол не дал ему озвучить принятое решение. Камни заскрежетали под ногами Калесгоса. Вместе с остальными драконами он тут же поднялся в воздух, растерянно озираясь по сторонам. Каменная кладка пола дрожала, в считанные секунды ее исполосовали трещины, и камни рухнули вниз, во тьму.
Калесгос ощутил жажду магии. Потустороннюю, чужую, инородную жажду. Она исходила снизу, оттуда, куда рушились и сползали камни, и эта сила поднималась, стремилась к нему. Магия Калесгоса пробудила его, раздразнила веками сдерживаемый голод.
Вот куда делись все твари, внезапно понял Калесгос, убрались подобру-поздорову, едва ощутив Аспекта Магии. Трещины бежали все выше. Накренилась одна из стен, за которой бушевали пожары. Обрушились вниз деревянные перекрытия и разлетелись искрами горящие полотна стягов с молотом и драконьими крыльями в центре. Обвалился обвитый плющом проход в подземелье Н-Зота.
— Эйерус! — крикнул Калесгос. — Решайся!
Одноглазый дракон обернулся на окрик.
Черная, невероятно длинная змея взметнулась вверх из расщелины в полу. Сумеречный Эйерус не увидел ее. Укус пришелся в пустую глазницу. Крылья Эйеруса замерли. Обвитый черной змеей, он рухнул в пропасть.
Калесгос инстинктивно поднялся выше, но удары крыльев разносили искры и раскаленный пожарами воздух. Огонь тянулся все выше, насколько хватало глаз. Огромный Грим-Батол будет гореть невероятно долго, подумал Калесгос. Одному только Н-Зоту известно, какие еще твари скрываются в этих стенах.
Или под их ногами.
Сначала был визг. Тонкий, оглушающий, нарастающий. Затем были змеи. Десятки черных лент разом взмыли из темноты на ужасающую, недоступную для них высоту. Калесгос понял, что отрезан от остальных сумеречных драконов, которые, оставшись без лидера, сбились вместе. Змеи впивались желтыми клыками в крылья, хвосты, шеи, выхватывали жертв и тянули их вниз.
Калесгос ощущал на себе пристальное внимание дюжины глаз, будто каждый камень в кладке Грим-Батола остановил свой взгляд на нем, как на сосредоточии всей магии внутри крепости. Снежный ком то появлялся, то исчезал на его лапах. Интуиция подсказывала, что любое заклинание только ухудшит положение. Но глядеть на жестокую расправу он не мог.
Змей сковал лед, они рассыпались черными осколками, освобождая драконов. Сумеречные бросились вон, исчезнув за всполохами пламени в уцелевших проходах крепости.