Окраина. Дилогия
Шрифт:
– Постой, ХешКе, – брезгливо сказал мужчина. – Что за дурные манеры? Нельзя быть такой навязчивой. Вспомни о девичьей скромности. Начнешь чуть позже.
Баба недовольно заворчала, но ослабила хватку. Андрей, пытаясь дышать, коекак выпрямился:
– Спасибо, месье Боровец.
– Нет, просто парадоксальная осведомленность. – Мужчина, чье лицо Андрею было отлично знакомо, поджал мясистые губы. – Ну конечно, ты же из старых. Думаешь, мадемуазельполукровка обойдется с тобой снисходительнее, чем с другими жеребчиками?
Андрей вновь почувствовал
– Месье комиссар, нельзя ли просто пустить мне пулю в лоб?
– Лишить девчушку развлечения? – Старинный знакомый качнулся на каблуках. – Пуля, мой догадливый друг, – это роскошь. К чему джентльмену слабости? Умри, как мужчина. Можешь поверить, моментами тебе будет почти приятно. Естественно, если сразу не спятишь от боли.
– Месье комиссар, я всетаки здесь работал…
– Работал? – Двойник героялюбовника, снявшегося в восьмидесяти фильмах, покачал головой. – Хочешь сказать, жрал дешевое пиво, рвал пленку и «резал» части, чтобы пораньше смыться домой? Как вас здесь принято называть? Обувщик?
– Сапожник, – признался Андрей.
– Весьма точная характеристика. ХешКе, сможешь выкроить из его спины пару мокасин? Это будет весьма символично.
– Тощий жеребчик, – промурлыкала женщина, для разнообразия болезненно хватая пленника за ягодицу. – Придется повозиться. Но я сдеру кожу поаккуратнее.
Лезвие ножа покинуло подбородок, и острие мгновенно прочертило тонкую линию от загривка до нижних шейных позвонков. Андрей почувствовал, как его лизнули в набухший кровью порез.
– Да ладно вам, – негромко пробурчали из перемоточной. – Пусть пока языком поболтает. Он из старых, хоть чтото соображать должен.
– Думаешь? – комиссар с сомнением оглядел Андрея. – Знаешь, Горгон, все местные болтают одно и то же. Они совсем не так рассудительны, как ты надеешься. Кстати, обувщик, ты не вздумаешь улепетывать? – Губастый утконосый красавец откинул полу куртки, показал рукоять большого револьвера. – Рискни, и я тебе ляжку прострелю. Ладно. ХешКе, дай ему отсрочку. Маленькую. Торопиться нам некуда.
Андрея отпустили. С такой силой, что он врезался лбом в кафельную стену и рухнул, опрокинув бак для углей.
– Я говорила, громогласный вонючий лошак, – засмеялась баба.
Андрей сидел, пытаясь справиться с темнотой в глазах и не орать от боли. Лоб – ерунда, вот проклятое колено… Да и между ног…
– Чего расселся? – поинтересовались из перемоточной. – Лоб у тебя крепкий, если враз не раскололся. Иди сюда, коли ты местный.
– Сейчас, – с трудом выговорил Андрей. – Колено у меня не совсем в порядке.
– Колено? ХешКе, помоги ему. Только мягче.
На этот раз Андрей успел сгруппироваться – удар мокасина принял на бедро. ХешКе, гибкая красавицаметиска в вылинявших джинсах и неприлично распахнутой на груди сорочке, возвышалась над ночным смотрителем. Нож в ее руке игриво взблескивал в свете тусклых плафонов аппаратной. Тонкий шрам на правой щеке женщины абсолютно не портил смуглой зловещей красоты. Баба угрожающе качнулась к гостю.
– Идуиду. – Андрей, стиснув зубы, поднялся. Хромать под взглядом аризонской убийцы почемуто особенно не хотелось.
В перемоточной, прямо на фильмостате, сидел коренастый человечек и перочинным ножом строгал замысловатую чурку.
– Здравствуйте, господин Горгон, – сказал Андрей, глядя в обманчиво доброжелательное лицо.
– Здравствуй и ты, – человечек на миг поднял лысеющую голову, кинул цепкий взгляд. – Ты тряпкуто возьми. Напачкаешь.
Андрей машинально вынул из ящика перемоточного стола ком марли, прижал к кровоточащему горлу.
– Значит, не утихомирились? Все дознание ведете? Ну и много вынюхали? – Горгон укоризненно покачал большой головой. Крошечные стружки изпод перочинного ножа размеренно падали на широкие штанины и загнутые носы сафьяновых сапог. – Тебято зачем сюда сунули? Стражников пожалели?
– Сказали, что могу догадаться, что в «Боспоре» творится.
– Догадался? – с интересом спросил Горгон, не отрываясь от резьбы.
– Да. Только пока здесь люди умирать и исчезать будут, дознание будет продолжаться. Здесь же город. – Андрею хотелось опереться о стол. Ком марли в руке промок насквозь, голова кружилась. – Здесь большой город и большая власть. И они обеспокоены. Пока не поймут, не отстанут. Их много.
– Да нас, мил человек, тоже немало. И деваться нам некуда. Морите вы нас. Всмерть морите.
ХешКе, присевшая в дверях на корточки, к разговору не прислушивалась. Андрей чувствовал взгляд, бродящий по его животу и бедрам. Комиссар Боровец отвернулся и сосредоточенно раскуривал сигару.
– Вас морить никто не хочет, – пробормотал Андрей. – Так получается. Время идет. Старое уходит, новое приходит.
– Еще раз меня старухой назовешь – я тебя, койотский отсосок, месяц подряд умирать заставлю, – ласково сказала ХешКе, на миг заглянув Андрею в глаза.
– Я не в том смысле. Не про вас лично, – быстро сказал Андрей. Взгляд неожиданно синих и огромных глаз метиски пугал больше, чем угроза.
– Смысла здесь вообще мало, – согласился Горгон, почесывая лоб костяной рукояткой. – Не находим мы смысла. Может, оттого, что нас вообще не должно быть, – как думаешь? Может, вас шибко огорчает, что такие, как мы, думать способны и делать коечего? Может, не вы нас выдумали и живыми сделали? Может, мы мираж шуточный? Полет ночного Зефира навстречу утренней крутобедрой Эос? А? Вот ХешКе, наша красавица, она ведь не согласна сугубо эфирным созданием жизнь свою влачить. Она девушка простая. Ей мужики нужны. Желательно с горячей кровцой в жилах. Если таких кобелей там нет, – Горгон ткнул ножичком в сторону зрительного зала, – то как быть? Житьто хочется. Тебя ведь Андре кличут? Видишь, помню. А вы меня позабыли.