Окрась это в черное
Шрифт:
– Пришел проведать свою убийцу? Чаз издает звук, будто церковный колокол на половинной скорости.
– К сожалению, нет у меня спиритической планшетки, а то бы поговорили. Ты сегодня пришел по делу, или просто скучно там?
Чаз хмурится и показывает на листок бумаги у меня в руке. Единственный свет в комнате – излучение от призрака.
– Что такое? Ты не хочешь, чтобы я звонила по этому телефону?
Чаз так энергично кивает, что голова его чуть не всплывает с плеч.
– Ты пытался предупредить Палмера в тот Марди-Грас. Не вышло – но ты, я думаю, уже про это знаешь. Он теперь живет в Юкатане, и мы очень счастливы.
Смех призрака звучит как стук пальцев по школьной доске.
– Ага, очень смешно, покойничек. И знаешь, что я тебе скажу, Чаз? Палмер в постели куда лучше, чем ты когда-нибудь бывал!
Чаз делает неприличный жест, что представляется бессмысленным, поскольку у него нет тела ниже пояса. Я смеюсь и хлопаю в ладоши, покачиваясь на корточках.
– Я знала, что тебя это достанет, мертвый ты или нет! А теперь пошел вон! У меня есть дела поважнее, чем играть в шарады с дохлым педерастом!
Чаз взвывает, как младенец, брошенный в кипящее масло, и исчезает в вихре пыли и эктоплазмы, оставляя меня наедине с зажатым в руке телефоном Джада.
«Черт! – думаю я и тянусь за трубкой. – Если Чаз не хочет, чтобы я звонила этому парню, значит, надо позвонить...»
Место, где мы встречаемся, – это круглосуточное заведение во Французском квартале, которое за последние пятьдесят лет побывало банком, стриптизом и порномагазином, пока здесь наконец не открыли кафе. Мы сидим за столиком и пьем кофе со льдом.
У Джада волосы свежевымыты, пахнет от него лосьоном после бритья, но это единственные уступки, которые он сделал ритуалу ухаживания. На нем все те же серьги и кольцо в носу и футболка настолько застиранная, что уже изображение на ней стерлось.
Джад тычет соломинкой в кофе.
– Если это не слишком личный вопрос – что случилось сегодня ночью?
Я рассматриваю пальцы перед тем, как заговорить:
– Послушай, Джад, есть многое, чего ты обо мне не знаешь – и я хочу, чтобы так это осталось. Если ты настроен лезть в мое прошлое, то боюсь, что мне придется уйти. Дело не в том, что ты мне не нравишься – на самом деле нравишься, – но я очень скрытная. И по весьма уважительным причинам.
– У тебя... у тебя кто-то есть?
– Да. Есть.
– Муж?
Тут мне приходится задуматься над ответом.
– В некотором смысле. Но официально мы не женаты.
Джад кивает, будто ему что-то стало понятнее. Очевидно, кое-что в моих словах его тревожит, но он старается не подавать виду. Интересно, каково это – жить, когда самые худшие проблемы состоят в отношениях с ревнивыми любовниками и чьих-то задетых чувствах? В моем положении это кажется почти идиллией.
Допив кофе, мы направляемся в Квартал. Время после полуночи, и нижний сектор Декатур-стрит, тот, что на Французском рынке, начинает просыпаться. Улицы возле баров украшены группами молодежи в черной коже, блестках и утильных тряпках семидесятых годов. Тусуются хипстеры, блестя татуировками и стреляя друг у друга сигареты, будто ждут, чтобы что-то произошло.
Кто-то окликает Джада, и он резко сворачивает к группе ребят, болтающихся возле дансинга «Голубой кристалл». Я, поколебавшись, следую за ним.
Навстречу Джаду приветственно машет высокий парень в черном пыльнике, волосы до плеч заплетены в три косички и держатся на заколках с изображением черепа.
Я по привычке сканирую его лицо – не Притворщик ли. Нет, человек. Пока они разговаривают, я небрежно проверяю всю остальную группу возле клуба. Человек. Человек. Человек. Че...
Я застываю.
Запах варгра силен, как вонь мокрой псины. Он исходит от молодого парня с бритым лбом, как у древнего самурая. На затылке у него волосы очень длинные и забраны в хвост, отчего он похож на панковского мандарина. Варгр одет в кожаную куртку; рукава ее будто оторваны от плеч зубами, остались лишь кожаные полоски на подкладке. Одной рукой он обнимает какую-то готскую девицу со смертельно бледным от пудры лицом.
Варгр встречает мой взгляд и выдерживает его, ухмыляясь презрительно. Моя рука непроизвольно тянется за ножом.
– Я хотел бы представить тебе своего друга...
Рука Джада берет меня за локоть, отвлекая от оборотня. Я стараюсь не показать раздражения от того, что меня отвлекли.
– А?
– Соня, я хочу тебе представить моего старого приятеля Арло...
Арло морщится, будто я вылезла из-под камня в канаве, но руку протягивает из уважения к другу.
– Очень приятно, – мямлит он.
– Мне тоже.
Я кидаю косой взгляд на варгра. Он что-то шепчет на ушко той готской девице. Она хихикает и кивает, и они уходят прочь от группы, удаляясь по улице в сторону реки. Варгр оборачивается бросить на меня последний взгляд. Сверкает слишком широкая улыбка, слишком большие зубы, и оборотень со своей жертвой скрывается в темноте.
Да, правильно. Притворись, что не видишь. Притворись, будто не знаешь, что эта оскаленная пасть сделает с девушкой. Нельзя же обидеть возлюбленного, убежав от него ради рукопашной схватки с вервольфом?
–Заткнись на фиг к чертовой матери! – цежу я сквозь зубы.
– Прости, ты что-то сказала?
– Нет, это я сама с собой.
Оставив Арло и его друзей, мы идем дальше по Декатур. В эту часть Французского квартала редко забредают туристы после темноты; здесь только гей-бары и менее полезные заведения.
Когда мы проходим мимо «Монастыря» – сомнительного бара, куда стекаются ночью пропойцы за чем покрепче, кто-то окликает меня по имени.
Из дверей «Монастыря» выходит чернокожий с заплетенными в косички волосами. Он одет в черную водолазку и безупречные модельные джинсы, на шее у него висит на цепи золотое украшение величиной с эмблему автомобильного радиатора.