Окрашенное портвейном (сборник)
Шрифт:
– Юрочка, но ты же понимаешь, что тебя отсюда рано или поздно выпишут. Ты же не безнадежный больной. Жизнь все равно как-то придется устраивать. Ведь тебе-то лет всего сорок шесть. Можно сказать, что жизнь только начинается.
– И с чего ты прикажешь мне начать новую жизнь? Я вчера на себя случайно в зеркало посмотрелся. Да с такой рожей, как у меня жизнь надо не начинать, а заканчивать.
– Да, что рожа? – Маняша весело усмехнулась. – Рожу мы наедим.
– Что значит «наедим»? Уже не ты ли меня откармливать собралась?
– А почему бы и нет. Я Юра хочу, чтобы ты ко мне вернулся. Я всегда этого хотела, – после небольшой
– Ты, что серьезно? – я был удивлен и смущен одновременно ее предложением. Ты знаешь, сколько мы вместе уже не живем?
– Знаю, Юрочка, знаю, пятнадцать лет. А вчера у нас могла бы быть «серебряная свадьба».
– Значит, завтра в школу?
– Да, завтра первое сентября.
– А ты, что все еще в школе работаешь?
– Работаю, Юрочка, завучем работаю.
– Ну, так что? Как тебе мое предложение?
Я некоторое время, молча смотрел на Маняшу. На дуру вроде не похожа. И говорит на полном серьезе. Зачем я ей?
– А зачем ты меня тогда выгнала? – неожиданно спросил я.
– Я думала, что ты не уйдешь, и мы опять помиримся. Где-то чего-то не рассчитала. Да и зачем старое ворошить? Я из той жизни почему-то только хорошее вспоминаю. Помню твои глаза, когда ты нас с дочкой из роддома встречал. Такие радостные они у тебя были. Мне даже показалось, что ты меня тогда немножко любил.
– Не помню, – мне не хотелось не тех воспоминаний. – А чем заниматься буду? – сменил я тему.
– Как чем? – Маняша неподдельно удивилась. – В школу ко мне пойдешь работать учителем.
– Да я уж и забыл, как школа выглядит.
– Ничего, вспомнишь. Ты же был замечательным учителем.
– Был – сплыл, – буркнул я. – Мне надо подумать. Это все так неожиданно для меня.
– Конечно, Юрочка думай. Время у тебя еще есть.
– Судя по моей голове, время у меня действительно есть. Ладно, я пошел. Устал уже. Когда придешь? – неожиданно капризно спросил я.
– Завтра приду, – успокоила меня Маняша, – Я каждый день буду приходить.
– Приходи. Все, я пошел.
– Здравствуйте. Я ваш новый учитель. Зовут меня Юрий Иванович. Давайте будем знакомиться.
– … Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики объявляю вас мужем и женой.
Я вернулся в палату и прилег на кровать. Взволнованный и взбудораженный таким разговором с Маняшей, никак не мог вспомнить то место, на котором меня прервали. Воспоминания возвращались все не те. Промаявшись минут десять, решил начать сначала.
– Товарищ президент, прибыл по вашему распоряжению. Разрешите доложить, во вверенных мне войсках…
август – октябрь 2005 года.
Паранойев ковчег
Пролог
Обычный районный город, который и не на каждой карте указан. Автомобильная магистраль, устремленная к восходу солнца, симметрично рассекает его на две половины. Ближе к трассе, по обеим ее сторонам жмутся магазины, за которыми возвышаются многоэтажки – гордость районного центра. Обе стороны дороги, словно, сестры – близняшки, которых можно различить только по вывескам на магазинах и номерам домов. Это однообразие своей нелепостью скрашивает недостроенное здание, которое еще в не столь далекие времена задумывалось, как дворец молодежи. Успели даже
И хотя город появился еще при Екатерине Великой, исторической славы он не снискал. Не было в нем каких-то особых достопримечательностей, о которых можно было бы сказать: «Это – сокровищница нашей истории». Даже в названии города не было ничего выдающегося – Паранойев. Мало ли в России городов со схожим звучанием: Ржев, Венёв, Серпухов.
Твердого и единого мнения, почему именно так называется город, долгое время не существовало. Местные краеведы утверждают, что это название идет от реки, протекающей через город – Нойка. Но скептики и критиканы, из числа противников нынешнего мэра считают это утверждение исторической фальсификацией, выдвигая убийственный контраргумент. Москва называется Москвой, потому что и река такое же название имеет. Следовательно, наша река должна зваться, по крайней мере, Паранойка, и советуют мэру прислушаться к голосу коренных жителей города по поводу чистоты во дворах.
Старожилы же рассказывают, что полвека назад эти живописные места глянулись секретарю обкома, и он построил здесь себе дачу. Бывал он на ней очень редко: два – три раза в год. Когда же его «попросили» с должности, как пособника Сталина, Берии и агента английской разведки, секретарь слегка тронулся головой и переехал жить на дачу. С виду «агент и пособник» был тих и благообразен. Единственная странность его поведения заключалась в том, что он вообразил себя кукушкой в часах, которая сообщает точное время. Ровно через каждый час, и днем, и ночью, бывший секретарь обкома выходил на балкон с мегафоном в руках и на всю округу сообщал время. Для обозначения точного времени он использовал не привычные «московское время 12 часов», а говорил так: «Московское время 12–й съезд КПСС». Но, если в обычных сутках 24 часа, то в его сутках только 21 час. Совсем немного не дожил секретарь – кукушка до исторического 22–го съезда КПСС.
Местные жители поначалу сердились и недоумевали, а потом привыкли к точному партийному времени. И даже переживали, когда секретарь не выходил на балкон: «Что-то нашего Параноика не слышно. Может, случилось чего»?
В связи с этой не столь далекой историей противники нынешнего мэра города намекали тому, что, если он не приведет в порядок дороги и не выделит места для выгула собак, то может разделить участь своего предшественника. Мэр никак не реагировал на эти намеки. Но, иногда, думая о своих оппонентах, говорил себе: «Дураки. Мне хотя бы десятую часть возможностей того секретаря. Вы бы у меня все кукушками в часах работали».
Границей города был единственный светофор, за которым начинались деревенские поселения и дачные поселки, образуя типичный пейзаж нашего времени. Деревянные, с почерневшим шифером на крыше дома старожилов и огромные из красного кирпича дворцы и замки местной и приезжей элиты, огороженные высоченными заборами. В одном из таких селений, приткнувшегося на берегу реки Нойка и носящего то же название, люди рождались и умирали, ссорились и мирились, любили и ненавидели. В общем, все, как у людей: и не хуже, и не лучше.