Окруженец
Шрифт:
— Тихо, Вить! Слышишь что-нибудь?
Я только рукой махнул:
— Не слышу я ничего! Давай, пошли.
— Да погоди ты! Что-то непонятное.
Я начал прислушиваться, действительно, до нас доносился неясный гул. Мы стояли, почти не дыша, а звук то усиливался, то пропадал совсем. Наконец, я стал что-то соображать:
— Ваня, ты знаешь, что это такое?
— Без понятия, шум какой-то, я давно его слышу.
Тут я такими глазами посмотрел на Ваньку, что он даже отшатнулся от неожиданности. А я уже почти кричал:
— Ванька!!! Дорогой мой человек! Это же фронт!
А капитан повел себя как-то странно, у него подогнулись колени и он рухнул на землю, чуть было не свалившись в воронку. Я среагировал мгновенно, тут же упал пластом, столкнул Ваньку в воронку и скатился туда собственной персоной. Потом скинул мешок, осторожно подобрался к краю воронки и приготовился к бою. Но вокруг ничего не происходило и было совершенно пусто, как на футбольном поле во время перерыва.
Зато позади меня стали раздаваться смешки, вполне идиотские для нашего положения. Я повернулся, Ванька начинал уже хохотать, постепенно набирая обороты. Ничего не понимая, я зашипел на него:
— С ума, что ли, сбрендил? Отставить, капитан!
Но мой серьезный вид еще больше раззадорил Ваньку, и он уже не мог остановиться, хохоча во все горло. Я молча и хмуро смотрел на его веселье, но постепенно и меня стало забирать, и через некоторое время уже и я не мог остановиться. Наконец, когда сил смеяться уже не осталось, нам пришлось успокоиться, я все-таки поинтересовался у капитана:
— А ты чего повалился-то?
— Да я не знаю! Что-то вдруг ноги ослабли, от радости, наверное.
— А я уж подумал, что тебя подстрелили откуда-то, вот и подсуетился.
— Спасибо тебе, конечно, лейтенант, но со стороны это выглядело довольно смешно.
— Было бы не до смеха, если все произошло бы на самом деле. Так, а что сидим? Наши же недалеко, вперед!
Это надо было видеть, как мы рванули из этой воронки, только песок по сторонам. На одном дыхании промчались почти полкилометра, но здравый рассудок взял свое, и мы остановились.
— Нет, Витька, так дело не пойдет.
Я полностью согласился с капитаном:
— Конечно, в самом конце можем засыпаться по ерунде.
— Вот поэтому. И предлагаю привал и праздничный обед по случаю…
Ванька призадумался, но ничего внятного больше не придумал:
— В общем, по случаю!
Но вдруг он насторожился:
— Тихо!
Мы напряженно прислушались, до нас все так же доносился монотонный гул. А Ванька, тем временем, продолжил:
— Вот я и говорю! Как-то неожиданно все это случилось. Шли, шли и вдруг, бац! Пришли! Почти!
На что я ему ответил более рассудительно:
— Вот именно, что почти. До линии фронта нам еще топать километров пятьдесят, никак не меньше. Поэтому, Ваня, ты правильно решил. Еще немного пройдем, и привал.
Мы успокоились, прошли еще с километр и остановились рядом с небольшим ручейком. Плотно пообедали, попили чайку натурального и чувствовали себя прекрасно. Но радость, все равно, перла из нас, как тесто из квашни. Хотя мы и понимали, что все это рановато пока, но ничего с собой поделать не могли. Впервые за долгое время у нас появилась надежда. Мы лежали молча, не разговаривая, но каждый
Напоследок прислушавшись, мы ударили по рукам и продолжили свой путь. Так и шли до самого вечера, минуя овраги, ручьи, поляны, и почти все время слышали радостный для нас монотонный гул. Это придавало нам силы, и до сумерек мы прошли еще километров десять. Но, как бы ни хотелось нам продолжить свой путь, сделать это было невозможно, потому что совсем стемнело, и не было видно ни зги. Пришлось остановиться на ночлег, поужинали, и я спросил у капитана:
— Вань, а зачем нам лишнее барахло?
— Какое барахло?
— Да вот, хотя бы обмундирование, скоро будем у своих, так, небось, голыми не оставят.
— Конечно, вот еще и подъедим немного, совсем культурно получится. Но комбинезон выбрасывать я не буду, пригодится еще.
— Все верно, пригодится. Как будем через фронт переходить, так и натянем. Для ночи черный цвет, как в глаз! И мы решили, все-таки, сбросить лишние килограммы для облегчения своим плечам. Ведь, если все пройдет удачно и при хорошем раскладе, уже завтра ночью мы можем оказаться у своих. Но, как говорится, ворона прямо летала, но дома никогда не бывала, поэтому ничего наперед загадывать нельзя. А то может получиться совсем наоборот, а, может быть, еще и хуже. Так что будем полагаться на себя, и на везение! С трудом, но все-таки мне удалось заснуть. И во сне я увидел своего командира, начальника заставы Леху Николаева. Он мне что-то говорил, но я никак не мог разобрать, о чем речь. И лишь в самом конце я четко услышал: «Повезло тебе, лейтенант. Скоро выйдешь к нашим. А я остался на заставе навсегда. Убили меня в той рукопашной, Витя!». Я протянул к нему руку, но он растворился в воздухе, как мираж.
46
Пробудился я с каким-то тяжелым чувством, неприятное ощущение снова привязалось ко мне. А капитан уже, прямо-таки, пританцовывал от нетерпения:
— Вить, давай быстрей собираться!
На что я ему саркастически заметил:
— Послушайте, Иван! Вы же знаете, что спешка нужна только в трех случаях.
— Почему в трех? Я знаю только два — при ловле блох, и при поносе. А какой третий?
— Как только выйдем к нашим, Иван Петрович, я вам сразу же сообщу об этом. Причем официально, перед строем.
Тут я не выдержал и засмеялся, пытаясь прогнать плохое настроение. Частично мне это удалось и захотелось действовать, поэтому я решительно принялся разжигать костер:
— На голодный желудок, Вань, идти нам с тобой не стоит, можем не потянуть. Вдруг придется быстро бегать и часто приседать? Усек? И еду лучше носить в пузе, чем за плечами.
— А я вот слышал, что перед боем вообще ничего есть нельзя. Если ранение в живот, то голодный чаще выживает, чем обжора.
— Это не в нашем случае, капитан! Это, скорее всего в окопной войне, или когда в атаку идут. А нам придется целый день мотаться по пересеченной местности, и голодному тут делать нечего! Нет у него ни одного шанса, ни малейшего! Это тебе ясно, капитан Борисенко? Ты уж извини, что я разговариваю таким тоном со старшим по званию.