Оксфордские страсти
Шрифт:
– Этци – идеальное связующее звено между нами и нашими предками из каменного века, – сказала Мария.
Шестнадцать лет назад она встретилась в Сан-Марино с Фрэнком, и это побудило ее заняться археологией. Он помнил, как она выбирала специализацию, как получила научное звание. Потом отправилась на раскопки в Тоскану, однако там ей было ужасно скучно, пока одна телевизионная группа случайно не пригласила ее рассказать перед камерой про эти раскопки и про разного рода археологические трудности. Так Мария попала на телевидение и с тех пор преуспевала в роли одной из звезд «РАЙ-ТВ».
– Этци до сих пор у меня перед глазами, – сказала Мария. – Лежит на столе в лаборатории в Больцано, так давно уже мертв, но все равно – какое внушительное зрелище! Я вечно думаю о смерти. – Фрэнк взял ее изящную руку в свои. – Я так боюсь смерти, – продолжала она. – Она – моя тень. И это существо, этот несчастный человек – столько веков прошло, а по-прежнему не погребен…
Она затрепетала. Он почувствовал это: их колени соприкасались.
– Все этот отвратительный рак. Я по-прежнему боюсь, что он вернется.
Она накрыла его руку своей. Глядя ему в глаза, проговорила:
– Давай пойдем ко мне в номер. Мы не обязаны ни с кем разговаривать.
И вот наконец у нее в номере, который колледж выделил ей на время визита, после пятнадцати лет ожидания они впервые обнялись и поцеловались. Подойдя совсем близко друг к другу, они держали друг друга в объятиях, касаясь губами, и их пронизывал восторг.
Великое таинство, чудо. Они вечно любили друг друга. Волшебство.
После полудня прошла ровно одна минута.
И все вокруг мигом преобразилось.
Автобус был темно-синий, типично оксфордского цвета, и на его боках бросалась в глаза вычурная надпись: «Оксфордский экспресс». Автобус так и сверкал на солнце – утром его до блеска надраили на мойке.
По дороге домой из «Королевского шика» Пенелопа впала в глубокое раздумье. Она рассеянно разглядывала ничем не примечательный пейзаж за окном, а сама пыталась более или менее разобраться, как сама относится к Стивену и как Стивен относится к ней. У нее не было сомнений, что между ними произошло что-то значительное, такое, что пока еще робко пыталось преодолеть незначительное прибрежное мелководье у берегов огромного и бурного океана, каким представлялась ей любовь.
Или свободно росло во все стороны, как ветви развесистого старого дуба.
Или достигало самых глубинных слоев земли, точно каналы с магмой в стволе вулкана.
Или простиралось над миром повсюду – как ее работа по набору студентов из других стран.
Или же было сутью всего – как воздух, которым она дышала.
Она улыбнулась, решив оставить поиски уместных сравнений…
Но почему? И почему именно сейчас? Она же вооружилась против такого, была как в броне. Много лет назад, почти пятнадцать лет, она и ее муж – тот юный, давний Грегори, ее любимый, ее Грег – брели по плоскому гребню отвесного утеса в Дорсете, наслаждаясь погодой, видом и присутствием друг друга.
Грег вдруг замолчал. Посмотрел на нее, страшно побледнел, остановился и крепко сжал ее руку. Отчего так? От нежности, от головокружения? «Нехорошо мне…» – только и сказал он.
Она заволновалась – но не слишком, как она вскоре поняла. «Давай посидим», – ответила она. Неподалеку стояла дубовая скамья. Она довела туда Грега. Он сел на скамью – и умер.
Пенелопа направила свои мысли на сегодняшний день – прочь от давней боли, которую она так и не избыла. Вместо этого она стала думать про Стивена и что он в ней видит. Возможно, она – чаша, сосуд для напитка, однако только лишь чаша? И что за напиток, по его мнению, ему достанется?
Бок о бок с Оксфордским экспрессом ехал автомобиль. Пенелопа наконец стряхнула с себя задумчивость и заметила: рука водителя все машет и машет в окне машины, над пустым местом пассажира – неужели ей? Потом машина газанула и обогнала автобус, унося эту руку прочь. Был бы это «ситроен», можно было бы задуматься, не водит ли и Стивен эту марку – не сидит ли он в этом«ситроене»… Но ведь она ничего не знала даже о внешних обстоятельствах его жизни, не говоря уже о внутренних. И все же она не могла признаться самой себе: ее уже уносило течение, совсем как импульсивную юную девушку, уносило в этот великий, исполненный опасностей океан, под которым она подразумевала любовь.
Автобус останавливался в Хэмпден-Феррерс по пути через Ныонэм-Кортней н Бишопс-Линктус к Уитни, своему конечному пункту. Несколько человек сошли на главной улице деревни. Пенелопа тут же увидела «ситроен»: он ждал ее рядом на стоянке. Из автобуса она вышла последней. Решила потянуть удовольствие, этот коктейль наслаждения и неясных страхов.
– Спасибо, – сказала она шоферу автобуса. И ступила на тротуар. Дверь автобуса закрылась. Он поехал дальше.
Через дорогу, на солнце, такой спокойный, стоял Стивен Бокебаум. Он улыбнулся ей.
– А я вас обогнал, – только и сказал он.
Пенелопа еле расслышала. Она шла к нему через улицу. Сообразила, что лицо ее – вот глупо-то! – вспыхнуло счастливой улыбкой. Он выглядел совершенно чудесно, но к тому же и думал про нее, обычную, заурядную Пенелопу Хопкинс, самое чудесное, что вообще можно думать. Стивен сжал ее руку выше локтя. Он хочет, чтобы она пошла с ним, сказал он. Он понимал, что совершает непоправимое, такое, что полностью перевернет мир вокруг. Он бы даже потащил ее за собой в арку при входе в церковь, мимо которой они как раз проходили, но она и без того чуть ли не вприпрыжку шла рядом, сама тянула его туда, словно абсолютно осознавая, какой роковой шаг они оба вот-вот совершат.
Оба говорили какие-то обыденные слова, смеялись, ничего не слыша, едва ли думая.
Они быстро пронеслись меж надгробных памятников давним местным покойникам, что лежали под голой землей, ни на что не жалуясь, ничто не критикуя и сожалея лишь об одном: что не пожили в свое удовольствие, пока была возможность.
На паперти у входа в церковь Пенелопа со Стивеном наконец оказались в некотором уединении. Он тут же обвил ее руками. И она обняла его. Обоих поглотил жар их тел, будто ускоренная циркуляция крови слилась в единый поток. Они пристально смотрели друг другу в глаза. Она подумала – хотя думать почти не удавалось – что она есть сосуд, из которого он должен отпить.