Октановое число крови
Шрифт:
Глава 10
— Аллах акбар! — осипшим голосом прокаркал сокамерник Ивана. — Аллах акбар! Аллах акбар!
С того момента как Козака закрыли в камере на двоих, прошло, по его расчетам, не менее суток. Надо сказать, что это были не самые легкие и приятные часы в его жизни.
Его сокамерник, невысокий, худой, жилистый араб, выглядел лет на тридцать пять. Лицо темное, твердое, словно дерево, прокаленное в огне. Глаза сближены, глубоко спрятаны под набрякшими веками. Голова обрита, причем цирюльник поработал над ним всего дня три или четыре назад. А вот лицо, наоборот, заросло черной жесткой щетиной.
В
Кто это? Как его зовут? За какие грехи он попал в местную кутузку?
Как называется сама эта тюрьма? Правда ли, что Иван и этот фрукт находятся на одной из штатовских военных баз, которую катарские вояки используют для своих нужд? Какие здесь царят порядки?..
Козаку так и не удалось получить от соседа ответ хотя бы на один из этих вопросов по единственной и довольно печальной причине. До сокамерника нельзя было достучаться. Этот человек определенно был ненормальным, у него имелись очень серьезные проблемы с головой.
Иван за сутки с лишним так ничего и не узнал о своем соседе по камере, не считая того, что тот раненный на всю голову. Поэтому он решил называть его тем самым именем, которое первым пришло ему на ум — Саид.
— Аллах акбар! Аллах акбар! Аллах акбар!
Весь день, вечер, а затем и ночь этот псих взывал к Всевышнему. Гортанные крики и заунывное чтение молитв периодически сопровождались шлепками или стуками.
В первом случае Саид охаживал себя свободной от оков левой рукой по стриженой голове. То ли сам себя хвалил, то ли, наоборот, лупил себя по затылку в наказанье за что-то нехорошее, совершенное им прежде.
Во втором случае, завершая чтение очередной суры, — а он, похоже, знал весь Коран наизусть! — сокамерник Ивана снимал с грязной ноги тапку, переворачивал ее и принимался стучать себя ею по макушке. Или же, как вариант, он бил кулаком в собственную грудь или хлопал по коленке.
— Аллах акбар! Аллах акбар!
Саид молился практически без роздыху, почти без пауз. Он читал нараспев суры, совершал поклоны, бил себя по голове тапкой, опять читал суры, хлопал себя по затылку и вновь взывал к Всевышнему.
Иван поначалу пытался установить контакт с соседом по камере, но очень быстро понял, что напрасно тратит время и нервы. Примерно через час совместного времяпровождения у него появилось желание поколотить этого субъекта, свихнувшегося на исламских верованиях. По прошествии суток Козак уже готов был не то что поколотить, но задушить психа собственными руками. Настолько эта зверушка его достала.
— Аллах акбар! Аллах акбар!
— Чтоб ты сдох! — процедил Иван. — Жаль, не попался ты мне раньше, моджахед долбаный!
У Козака при обыске отобрали часы, поэтому он не смог бы сейчас назвать время с точностью до минуты. С другой стороны, Иван не так уж и долго находился в заточении, чтобы перепутать день с ночью, не знать, какой сегодня день недели, число и месяц на дворе.
Воскресенье, шестнадцатое июня. Время где-то между четырьмя и шестью часами утра.
Последние два или три часа Козак провел в статичной позе. Он сидел на подстилке, в качестве каковой служил тонкий поролоновый матрас. Иван вытянул ноги, насколько позволяли кандалы, прислонился спиной к стене. Теперь на нем была тюремная роба оранжевого цвета: широкие штаны без ремня, которые при ходьбе приходилось поддерживать, чтобы не упали, и длинная, до колена рубаха. Сокамерник Ивана выглядел почти так же, с той лишь разницей, что его роба уже изрядно выносилась, засалилась, покрылась пятнами и разводами.
Стальные наручники с Козака сняли уже здесь, в изоляторе. Вместо них на него надели самые настоящие кандалы. Ножные браслеты соединяла между собой цепочка, совсем короткая, сантиметров в двадцать. К ней крепилась другая, полутораметровой длины, крайнее звено которой было вдето в металлическую скобу, вмурованную в бетонный пол. На правом запястье Ивана оказался браслет, цепочка от которого тянулась к другой скобе. Точно такие же украшения носил и сокамерник Ивана.
Длина цепей была подобрана с умыслом. Ее доставало, хотя и внатяг, чтобы справлять естественную нужду в дыру с постоянным сливом, проделанную в полу. Но перебраться в противоположный угол камеры или подойти к двери никак не выходило.
Будь иначе, Иван без передыха дубасил бы в дверь и требовал бы вызвать местное начальство или отвести себя к нему. Кстати, он давно уже разобрался бы с этим Саидом, научил бы сокамерника правилам общежития.
— Аллах акбар! Аллах акбар!
Козак выругался про себя. И когда у этого долбанутого басурманина батарейка сядет?!
«У чувака уже сутки с лишним рот не закрывается! — подумал он. — Как минимум двадцать четыре часа! А ведь он, этот псих, наверное, и раньше, когда сидел тут в одиночестве, гнал эту пургу. У него уже горло пересохло — вон, каркает, как ворона».
Раковины с краном здесь не было, а слив в толчке сделан так, что надо сильно исхитриться, чтобы зачерпнуть горстью толику воды, не говоря уже о гигиенических и прочих моментах. Количество питья оказалось ограничено, и это еще мягко сказано. Сутки с лишним назад, когда в эту камеру законопатили нового постояльца, охранники забросили внутрь два трехлитровых пластиковых бачка с водой и забрали пустую тару. Один достался Саиду, другой — Ивану. Хочешь — пей, хочешь — умывайся. Три литра воды на сутки! И это при том, что в камере нет кондишена, а если и есть, то он выключен, из-за чего температура здесь далеко не комфортная — около тридцати.
А может, бачок с водой был выдан и не на сутки, а на больший срок. Кто его знает. Дверь камеры за все это время не открывалась ни разу, даже к глазку, сколько мог судить Козак, никто не подходил. Еды пока не приносили. Правда, кое-что из съестного у местного старожила при себе имелось. Иван заметил надорванную упаковку MRE [6] , лежащую у изголовья голосистого туземца и такую знакомую с виду.
Саид вновь заворочался на своей подстилке. Он сделал экономный глоток воды из трехлитрового пластикового бачка, уже почти пустого.
6
MRE (англ. «Meal, Ready-to-Eat», «Пища, готовая к употреблению») — сухие пайки в армии США, упакованы в пакет из толстого пластика песочного цвета размерами 25x15x5 сантиметров. На пакете указывается номер меню (всего их двадцать четыре) и название основного блюда.