Октавиан Август. Крестный отец Европы.
Шрифт:
К счастью, в огромной сокровищнице, архиве переписки Цицерона, сохранился рассказ очевидца, написанный неким старшим офицером на следующий день после первого сражения. Причин сомневаться в подлинности нет; недостаток документа в том, что автор, Сервий Сульпиций Гальба, один из убийц Цезаря, не упоминает ничего о роли Октавиана. По приказу Гирция Гальба проскакал сотню миль, чтобы встретить Пансу с его колонной, сообщить ему о положении дел под Мутиной и проводить к месту соединения войск. Вечером 13 апреля, когда войско Пансы проходило через опасное ущелье в Апеннинах, на последнем этапе пути их встречали легион Марса
Легион Марса, в котором Антоний провел частичную децимацию, рвался отомстить солдатам Антония, которых считал предателями за то, что те остались верны своему полководцу. В результате, когда рассвело и впереди по обеим сторонам узкой дороги заблестели в тростниках доспехи и копья, легион Марса, не дожидаясь команды, бросился на врага, хотя то была явная ловушка. Панса, не в силах их остановить, приказал двум другим легионам догнать их и поддержать. Однако конница Антония подоспела раньше и окружила легионеров Марса.
Гальба, бывший командир легиона Марса, поскакал вперед, к ним навстречу, но вместе со многими другими вынужден был отступить к временному лагерю, который предположительно охраняли новобранцы из резерва. Солдаты Антония пытались лагерь взять, но не смогли, хотя и потеряли много человек. Речь идет не о том лагере, который, по словам Цицерона, защищал Октавиан; тот находился в нескольких милях и совсем в другом направлении. Именно оттуда шел Гирций с двумя опытными легионами. Эти свежие войска обрушились на людей Антония, преждевременно праздновавших победу, и многих убили; остальные дрогнули, отступили и спрятались среди болот. Некоторым удалось бежать, держась за лошадиные хвосты. Если Октавиану и вправду пришлось защищать главный лагерь, то лишь от небольшого отряда, который Антоний мог послать в качестве отвлекающего маневра, когда готовил засаду.
В сражении при Торжище Галлов обе стороны понесли большие потери. Если бы так пошло и дальше, то есть велись бы бои на выживание, Антонию первому не хватило бы солдат. И потому он стянул все силы к осадному кольцу вокруг Мутины, зная, что людям Децима скоро предстоит выбирать: сдаться или погибнуть от голода. В стане его врагов Гирций уже объявил о победе, поскольку противник оставил поле боя; однако Пансу привезли в Бононию раненного копьем, и рана оказалась смертельной. Октавиан теперь был вторым после главнокомандующего.
В первых достигших Рима известиях об этом бестолковом сражении говорилось о победе Антония. Антоний, видимо, отправил гонца до прибытия Гирция, и гонец скакал с такой скоростью, что посланцы, везшие правдивые вести, не смогли его опередить.
В столице началась паника. Люди бежали из города. Ходили разговоры, что оборону возглавит Цицерон — возможно, в качестве диктатора. Цицерону недолго пришлось опровергать слухи: 20 апреля прибыли другие гонцы с совершенно иными вестями: Антоний получил сильнейший удар и уже, наверное, не оправится. Горожане, которым теперь не грозило вторжение ни с северо-запада, ни с востока, решили, что обязаны этим Цицерону. К его дому явилась огромная толпа; сопровождаемый бурными аплодисментами, он отправился на Капитолий, где римляне чествовали его как своего спасителя.
«Я не тщеславен, —
В тот же день, 21 апреля, Гирций и Октавиан (Цицерон об этом не знал) выжали войска Антония из укреплений, разбили их в рукопашном бою под стенами Мутины и пытались взять их главный лагерь. Гирция убили прямо перед шатром Антония, и Октавиан сделал вылазку, чтобы вынести его тело. Неизвестно, какая из сторон понесла большие потери, но из войска Антония дезертировали остатки двух легионов.
Экс-консул созвал оставшихся командиров на военный совет. Большинство высказались за продолжение осады, в убеждении, что Мутина вот-вот сдастся, но Антоний, видя полное численное превосходство противника, решил отойти, пока его войско полностью не разбили. Пусть даже ему удастся убежать самому; Лепид не станет помогать простому беглецу.
Бедствия выявили лучшие стороны Антония. Он отправился в Галлию с теми из своих людей, кто мог идти. Спеша уйти от погони, Антоний повел их на запад, в пустынные горы, которые им пришлось перевалить, чтобы выбраться на пути, ведущие к средиземноморскому побережью. Не требуя никаких особых привилегий, Антоний ел и спал, как простой солдат: ел неведомые корешки, что они находили в расщелинах, пил болотную воду.
Что же касается потрепанного, но победившего консульского войска, то главнокомандующим временно оказался Октавиан. Один консул погиб, другой умирал. Цицерон проявил большую мудрость, убеждая сенат присвоить его протеже пропреторское звание. Получалось, что Октавиан, несмотря на молодость и прискорбно малый на тот момент опыт полководца, стал выше любого командира в лагере, способного держать оружие. Поскольку лежавший на смертном одре в Бононии Панса еще был в состоянии говорить, Октавиан имел возможность принять командование постепенно: сначала на время, потом окончательно.
Благодаря мутинским событиям он получил два важных урока. Первый: чтобы добиться расположения солдат, вовсе не обязательно строить из себя героя — это всегда успеется. Главное — уцелеть и быть на той стороне, где победа. Второй урок Октавиан получил от Пансы. Умирающий консул позвал его к своему ложу и рассказал о том, чего юноша, вероятно, до конца не понимал: о причинах, лежащих за политическими решениями сената, и о том, какие они с Гирцием предпринимали маневры, чтобы верх одержали не оптиматы, а цезарианцы.
Оптиматское большинство среди аристократов, подчеркнул Панса, так сильно боится Антония и Октавиана, что пытается уничтожить их по очереди, а не сражаться с обоими одновременно, ибо таким образом подтолкнет их друг к другу. Сенаторы, которые просто в восторге от их постоянной вражды, поманили Октавиана лестными, но дешевыми почестями и заставили служить под началом у консулов, да еще намеренно ослабили его позиции, отобрав два лучших легиона.
Еще Панса добавил, что и он сам, и Гирций подчинились решениям сената не для того, чтобы по воле оптиматов покончить с Антонием, а чтобы осуществить собственные цели: заставить бывшего консула вернуться к союзу с Октавианом. Таково желание всех, кто, подобно самим консулам, считает для себя делом чести выплатить долг благодарности по отношению к Цезарю.