Октавия
Шрифт:
У Джеймса Эджуорта были пухлые розовые щеки и курчавые волосы, как у тех херувимов, что раздувают ветер в углу старинных географических карт. Он был небольшого роста, округл, на голове - кепка яхтсмена. Весь его вид выражал прилежное ожидание.
– Выпьем, - предложил Ники.
– Мне томатный сок, - сказала Ивонн.
– Жаль не воспользоваться беспошлинными ценами, - сказал Ники, бросив на нее свой выразительный мужской взгляд.
– Ну раз уж вы мне выкручиваете руки, я соглашусь на ?Бэбичем?, - уступила ему Ивонн.
Остальные
– Прекрасно, мы проводим матч на чужом поле, - пошутил Джеймс Эджуорт.
– Сколько бикини ты взяла с собой, Кейбл?
– спросила Ивонн.
Ники решил поменять на франки английские деньги, спрятанные у него за подкладкой сумки с аптечкой.
– Тебе понадобится эта аптечка, когда узнаешь курс обмена, - сказал Матт.
Два хихикающих подростка несмело подрулили к Ники:
– Не могли бы мы получить ваш автограф?
Все присутствующие пялили на них глаза. Неудивительно, подумала Имоджин, они самая шумная и заметная компания на всем пароме. Она надеялась, что не окажется среди них на положении бедной родственницы.
– Смотрите, - радостно объявил Джеймс, - ветер усиливается.
Выйдя из гавани, паром начал становиться на дыбы, как необъезженный конь. Через каждые пять минут окна заливало разгневанной серой водой. У Имоджин стало подводить желудок. Она заметила, что все кресла в баре привинчены к полу. Справа от нее Джеймс, Кейбл и Ники обсуждали людей, которых она не знала, и она стала лениво прислушиваться к тому, как Ивонн старается разговорить Матта.
– Вы ведь пишете для газет? Знаете, забавно: в школе у меня совсем неплохо шел английский. Все говорили, что мне надо попробовать писать.
– Было бы трагично, если бы мир моделей лишился вас, - сухо заметил Матт.
Имоджин сдержала улыбку.
– Именно это я тогда и подумала, - призналась Ивонн.
– Теперь я пишу речи для Джамбо.
– Речи?
– А вы не знали?
– она обнажила зубы на манер волка из ?Красной Шапочки?.
– Джеймс перспективный кандидат в парламент. Теперь он страшно занят, но если вы его хорошенько попросите, я уверена, он выкроит время, чтобы дать интервью для вашей газеты.
– Буду это иметь в виду, - сказан Матт.
– Знаете, - продолжала Ивонн, - я думаю, в ваших статьях есть… как бы сказать… преувеличения.
– В каком смысле?
– спросил Матт, и глаза его сузились.
– Ну, эта вещь на прошлой неделе про Северную Ирландию. Вообще-то я до конца ее не дочитала, но я знаю, что все журналисты придают фактам сенсационность ради больших тиражей…
– Продолжайте, - сказал Матт, и в голосе его зазвенела зловещая нота.
– Ну, я думаю, это нелояльно - писать такие вещи.
– Нелояльно к кому? Этих людей подвергли пыткам. Один молодой парень покончил с собой, чтобы избавиться от новых истязаний.
– Такие веши случаются, - сказала Ивонн.
– Но все-таки лучше не поднимать излишнего шума, согласитесь. Это только разжигает ненависть и затрудняет работу бедных солдат. Если уж совсем откровенно, то я терпеть не могу, когда вы, ирландцы, приезжаете сюда, забираете наши рабочие места, пользуетесь нашей системой здравоохранения, а потом про нас же говорите всякие гадкие вещи.
– Когда я сталкиваюсь с жестокостью, то всегда пишу про это ?гадкие вещи?, - отрезал Матт.
– Ну, зачем такая резкость?
– упрекнула его Ивонн.
– Держу пари, вы сегодня не завтракали. Почему бы не подкрепиться?
– И она извлекла из сумки полиэтиленовый пакет с нарезанной морковью.
– От овощей ни унции лишнего веса. Попробуйте.
Что на это ответил Матт, Имоджин уже не слышала.
– Мне надо подышать воздухом, - с трудом проговорила она и, шатаясь, пошла к выходу. На палубе ей полегчало. Она уцепилась за поручни, и в лицо ей ударило водяной пылью. Внизу вода бурлила и пенилась. Минуты через две к ней присоединился Матт. Лицо у него было оливкового цвета.
– Господи! С кем она связалась!
– прорычал он.
– Она хотела вас раззадорить.
– Скорее всего, довести до нервного срыва.
– Я уверена, что она замечательная модель.
– Ты имеешь в виду, для рекламы? Единственное, что она сможет продать, так это расфасованную морскую болезнь.
– Вы в порядке?
– обеспокоенно спросила Имоджин. Его оливковый цвет теперь стал сероватым.
– Справлюсь. Секунду, - и он кинулся на корму парома.
– Ах, бедняга, бедняга!
– сказала она, когда он вернулся.
Он слабо улыбнулся.
– Распрощался со вчерашним ужином и чаем. По крайней мере, подпортил их гнусную посудину.
Имоджин удивилась его терпению, особенно, когда он вскоре добавил:
– Ты не должна позволять Кейбл портить тебе настроение.
– Она не портит, - Имоджин покраснела.
– То есть, она мне очень нравится.
– Она заигрывает с Ники, только чтобы меня разозлить. Она это проделывает с каждым встречным приятным на вид мужчиной.
– Но чего ради?
– Хочет заставить меня на ней жениться.
– А вы не хотите?
– Я католик, - сказал он, пожав плечами, - и боюсь промашки. Я бы хотел, если уж жениться, то навсегда. Я могу согласиться на свободного полета любовницу, но не жену.
– Вероятно, если бы вы на ней женились, она бы успокоилась.
– Возможно. О, черт, - пробормотал он и вновь позеленел, - теперь подходит вчерашний завтрак.
Она никогда не думала, что можно так страдать от морской болезни. Каждый раз он возвращался к ней бледнее прежнего и еще хуже держась на ногах. Кейбл надо было развеять раздражение и положить на него хозяйскую руку.
– Дорогой, мы идем перекусить. Встретимся позже. Правда, Ивонн мила?
– Очаровательна. Я как раз думаю, каким способом ее прикончить.