Октавия
Шрифт:
– Боже, какая ты красная, - заметила Кейбл.
– Хорошо, что ты как следует смазалась маслом. Попробуй-ка какую-нибудь из моих пудр зеленого оттенка. Угадай, что тут было. Только что ко мне подкатывал Джеймс Эджуорт. А все потому, что Ивонн так гадко с ним накануне обращалась. Не знаю, что мне в ней понравилось тогда в Лондоне. А ты знаешь, она ведь в четырнадцать лет стала королевой карнавала в Перли. Джеймс просил меня никому про это не говорить!
К вечеру лицо Имоджин несмотря на зеленую пудру горело, как раскаленная плита. Пообедав, они отправились в ночной клуб. Ее поразило, до чего
Потом, вернувшись к себе в номер, она подумала, что, быть может, никогда не была так несчастна, как теперь. Вот она на Ривьере с самым красивым в мире мужчиной. Это как сон, ставший реальностью. И ей ненавистна каждая минута этого сна. Забираясь в постель, она вздрагивала от боли, вызванной солнечными ожогами. О, Господи, сделай так, чтобы он был ко мне внимательным этой ночью!
Ники появился нескоро. Он был одет не в тот лиловый халат, на который ее чуть было не вырвало прошлой ночью, а в черный. Его ослепительная красота, подчеркнутая свежим загаром, ошеломила ее. После большой выпивки он слегка косил глазами и был похож на голодного и опасного сиамского кота. Этой ночью он явно не намерен был мириться с каким бы то ни было ее капризом. От страха у нее напрягся живот.
– Чувствуем себя невестой, дорогая?
– вкрадчиво произнес он и, крепко ухватив ее за руки, потянул ее к себе, - пора кончать игры.
Поцелуи его были крепкими и грубыми и удовольствия ей не доставили. Она едва не задохнулась при этом от запаха духов Кейбл.
– Нет, нет, Ники, я не хочу!
– На этот раз, малышка, тебе придется захотеть.
– Но ведь ты меня не любишь, - вздохнула она.
– Ни капли не любишь. С тех пор, как мы уехали из Англии, ты на меня внимания не обращаешь.
– Вздор. Разве прошлой ночью я мало старался?
– Я не могла удержаться. Ники, пожалуйста, не надо. Я никак не найду свои таблетки.
– Что?
– это было как пистолетный выстрел.
– Я все обыскала. Наверное, я оставила их в той гостинице.
Глаза у него вытянулись в нитку.
– Господи, ты хоть что-нибудь можешь сделать как следует? Я не верю, что они вообще у тебя были.
– Были, были, - со страхом выпалила она, - поверь мне.
– Чепуха. Ты только делала вид, что принимаешь их. Разве мы можем чем-нибудь расстроить папу!
– Они были у меня, - сказала Имоджин, заливаясь слезами.
– Ну почему ты мне не веришь?
Ники, ослабевший от выпитого, гонялся за ней, как кот за мышью, называл ее всеми прозвищами, какие приходили в голову, пока кто-то не постучал в стену и по-немецки не велел им заткнуться. Ники ответил немецким же ругательством и толкнул Имоджин на подушку.
– П-п-прости, Ники, - всхлипывая протянула она.
– Я люблю тебя.
– А я тебя - нет!
– прорычал он.
– Говорю тебе прямо. И еще я не люблю девчонок, которые привязываются к мужчинам только для того, чтобы провести отпуск где-нибудь в солнечном месте.
И он кинулся прочь из ее комнаты, напоследок хлопнув дверью.
***
В Пор-ле-Пэн было четыре церкви, и всю ночь Имоджин считала звоны их колоколов каждые четверть часа, пока крики петухов не возвестили о восходе солнца, лучи которого стали пробиваться сквозь жалюзи.
Когда утром она, прикрыв заплаканные глаза темными очками, направилась вниз, из двери спальни Кейбл высунулась ее голова.
– Я только что нашла это в одной из своих комнатных туфель. Надеюсь, ты их не искала.
– И она со смехом сунула в руку Имоджин лиловую коробочку с таблетками.
Смех, подумала Имоджин, - это самый коварный звук на свете. Кейбл и Ники лежали на пляже на некотором отдалении от остальной компании. Разговора их не было слышно, руки их были сплетены, они смеялись и что-то тихо и ласково говорили друг другу.
Солнце жгло так же сильно, как и накануне. Но на этот раз еще свирепствовал ветер. Он вырывал из земли зонты, бил в лицо песком, ерошил зеленые перья пальм на набережной.
– Это называется мистраль, - объяснял Матт Имоджин.
– Он всех выводит из себя. Ты заметила, как приятнейшие люди превращаются в настоящих чудовищ, когда у них слишком много свободного времени?
Ивонн высказывала какие-то жалобы Джеймсу, который прятал свое обожженное докрасна тело в огромное зеленое полотенце. Кейбл обходилась с Маттом подчеркнуто резко, а Ники не замечал существования Имоджин.
Мимо них пробежал, расшвыривая песок, черный пудель с красным ошейником. Джеймс свистнул и щелкнул пальцами.
– Не подзывай незнакомых собак, Джамбо, - одернула его Ивонн, - Они запросто могут оказаться бешеными.
Кейбл в своем изумрудно-зеленом бикини и такого же цвета тюрбане, предохраняющем волосы от песка, была соблазнительна как никогда. Матт отвлекся чтением журнала ?Пари Матч?. Ивонн для предохранения носа от солнца надела на него подобие картонного клюва, отчего стала похожей на какую-то злобную птицу. Джеймс вытащил камеру и отдался фотозабаве, состоявшей преимущественно в выходах на крупных дам. Ники пошел брать напрокат водный велосипед.
Ивонн издала вопль негодования и вырвала тюбик из рук Имоджин.
– Как ты посмела использовать мой особый крем!
– Перестань скулить, - резко сказал Матт, - Что одна мазь, что другая - никакой разницы.
– Эта сделана специально для моей чувствительной кожи по очень дорогостоящему рецепту, - заявила Ивонн.
– Поскольку я фотомодель, то абсолютно недопустимо, чтобы у меня зашелушилась кожа. Этот состав…
Матт встал и пошел к воде, не дослушав, что она скажет дальше.
– Самый грубый мужчина, какого я встречала в жизни, - свирепо объявила Ивонн, поправляя свой картонный клюв.
– Не знаю, Кейбл, зачем ты с ним связалась.
Кейбл перевернулась и посмотрела на Ивонн, сверкнув зелеными глазами.
– Затем, - протянула она, - что в постели он - гений.
– Какие отвратительные вещи ты говорить!
– возмутилась Ивонн, сделавшись похожей на разгневанную свеклу.
– Стоит один раз попробовать с Маттом, - заверила ее Кейбл, - и потом уже никого не захочешь.