Октавия
Шрифт:
Тут же она сообразила, что полутона ее искусно нанесенной косметики ко всему этому кошмару уже совсем не подходят.
Кожа казалась тусклой, глаза уменьшились и выглядели усталыми и никакой пудрой невозможно было удалить мешочки под ними.
К тому же похолодало. Резкий восточный ветер теребил листья платанов. Все ее пальто были слишком коротки для нового платья. Выходя из дома, она обернула вокруг шеи рыжую лисью шкуру, подумав: ?Против этой шайки мне нужны союзники?.
Около церкви собралась толпа зевак, наблюдавшая за церемонией.
– Уже под мухой, - сострил какой-то шутник из толпы.
Ласло помог ей удержаться на ногах. С раздражением она заметила, что он очень хорошо смотрится и черно-белая строгость утреннего костюма чрезвычайно идет его желтоватой коже и неправильным чертам. Посмотрев на ее волосы, он промолвил:
– Ого!
– А потом, заметив голые руки, добавил с удивлением; - вам в церкви будет зверски холодно.
Ей хотелось улизнуть незамеченной на какую-нибудь заднюю скамью, но Ласло, взяв ее руку как в тиски, провел ее во второй ряд от алтаря, объяснив:
– Вы ведь теперь член семьи.
Руперт, изящный и бледный почти как белая гвоздика в его петлице, попытался было сесть рядом с ней, но Ласло помешал этому, сказав:
– Ух-ух, тебе надо сидеть впереди и присматривать за Констанс.
– И очень решительно сел рядом с Беллой на край скамьи. Белла быстро от него отсела, столкнувшись с очень распутного вида стариком с длинными седыми бакенбардами.
– Ты еще не знакома с дядей Вилли, Белла?
– спросил Ласло.
Неподалеку от Руперта сидел неряшливый, но миловидный подросток, стриженный под горшок.
То был, вероятно, Джонатан, брат Руперта, отпущенный из школы.
Через проход от Беллы сидел Тедди со своим шафером. Он то поправлял воротничок, то приглаживал свои свежеостриженные волосы, и его бело-розовые щеки заливались при этом краской.
– Я утешил мать, - сказал Руперт, - убедив ее в том, что она не теряет дочь, а всего-навсего приобретает кретина.
Белла прыснула. Присутствующие крутили головами и приветствовали знакомых: ?Привет, сколько лет, сколько зим…?
Орган уже в четвертый раз играл одну и ту же кантату Баха. Оглядевшись украдкой, Белла поняла, что, как обычно, оделась неправильно.
Все были в шелковых платьях или хорошо сшитых костюмах. То было отчаянное соревнование в элегантности. Ласло оказался прав: в церкви стоял ледяной холод. Ее голые руки покрылись гусиной кожей. Сидевший рядом дядя Вилли, не стесняясь, разглядывал ее груди. Чтобы затруднить ему это занятие, Белла в раздражении опустила лису на вырез платья.
– Лиса спряталась в нору, - заметил Ласло.
Белла с каменным выражением лица смотрела вперед на огромную цветочную композицию, украшавшую Констанс. И вдруг она заметила, что ее платье, казавшееся таким респектабельным, когда она стояла, теперь разошлось в разрезе, открыв значительную часть бедра и трусики с надписью ?Оставь надежду, всяк сюда входящий?, которые Рози подарила ей ко дню рождения. Она поспешно прикрылась, но до этого Ласло и дядя Вилли успели все хорошенько рассмотреть.
Я убью его, кипятилась про себя Белла, убью, а потом выбью ему зубы.
Еще один старый родственник, мирно спавший позади нее, внезапно проснулся и громко произнес:
– А ну, живее! Чего ждем!
По рядам прошел шелест оживления, когда Констанс, похожая на запыленный двухэтажный автобус, величаво проплыла по проходу, грациозно помахивая рукой друзьям и родственникам.
– Она утверждает, что изобрела платье-палатку, - прошептал Белле Руперт, - но чтобы закрыть себя, ей понадобится пара шатров.
Наконец, когда Белла уже почти превратилась в ледяной столп, орган грянул ?Невеста идет?, и все встали.
С бессмысленной улыбкой на лице, разя на ходу коньячным перегаром, появился Чарлз. Он вел под руку Гей, бледную, но державшуюся довольно уверенно и закрывавшую огромным букетом всякие свидетельства беременности. Она двигалась медленно, потому что через каждые несколько секунд ее голову дергала вуаль, на конец которой наступала шедшая за нею девочка, подружка невесты.
Шествие замыкала Крисси, вся в розовом и с венком из роз на черных блестящих волосах.
Грим был явно профессиональной работы. Смотрелась она красиво, но было в ней что-то погребальное. Руперт повернулся и подмигнул ей, пытаясь заставить ее улыбнуться.
– Возлюбленные дети мои, - затянул епископ.
Белле пришлось заглядывать в один требник с Ласло. Напрягаясь от ненависти, она смотрела на его длинные пальцы с красиво обработанными ногтями и старалась не вдыхать нежные оттенки мускуса и лаванды его одеколона.
– Прежде всего, - говорил епископ, - это предписано для рождения детей.
– Уж это точно, - усмехнувшись, прошептал Руперт.
– Далее, как лекарство от греха для тех, кто лишен дара воздержания.
– Надеюсь, вы понимаете, что он имеет в виду, - негромко сказал Ласло.
Белла его не слушала, она представляла себе, что стоит на месте Гей в платье атласа с длинными рукавами, с гладкой прической, позволяющей увидеть ее чуть порозовевшие щеки, с невероятно тонкой талией, приобретенной с помощью жесточайшей предсвадебной диеты, а рядом с ней - сокрушительно красивый, гордо ей улыбающийся и надевающий ей на палец золотое кольцо - Стив.
– В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, любить и заботиться друг о друге, пока нас не разлучит смерть, - повторял Тедди за епископом своим придушенным голосом.
Но мог бы Стив когда-нибудь встать у алтаря рядом с нею? Способен ли он любить и заботиться о ком-нибудь очень долго? А сама она сможет полюбить и беречь Руперта, как Крисси?
Посмотрев вбок, она увидела, что Крисси остановившимся взглядом смотрит прямо перед собой и слезы катятся у нее по щекам. Какая же во всем этом дурацкая путаница, подумала Белла.