Октоберленд
Шрифт:
Используя это древнее понимание, Нокс и его оккультные помощники — математики, астрологи, волхвы — снова открыли давно забытую мощь двенадцати. Они были теми жрецами, что заново узнали, как поделить круг неба на двенадцать домов. И это они дали кругу 360 точек опознания. И это они поделили сутки на двадцать четыре часа, каждый час на шестьдесят минут, минуту на шестьдесят секунд — все это для лучшего владения магией, унаследованной ими от строителей первых храмов, мастеров камня, тех, кто научился ловить холодные огни и направлять их силой
Нокс овладел энергией медленного вращения планет в звездной тьме. С помощью других он научился собирать холодный огонь и заставлять его циркулировать в своем теле. Он и его помощники стали своего рода бессмертными. Они намного медленнее старели, немощь не могла их коснуться, потому что холодный огонь выжигал любую болезнь с корнем. Только внезапность — только слепой бог Случай оставался недоступен их власти и выдавал их иногда слепому богу Смерти. Один за другим за много тысячелетий те, кто делил волшебство с Ноксом, погибли в дурацких несчастных случаях.
Случай не оставил без внимания и Нокса. Несколько тысяч лет подверженности случайным ударам солнечного огня нанесли ему ущерб. Он медленно, медленно старел и сейчас сморщился в призрачный черный скелет, лишенный волос, связанный веревками жил и скрипящий при каждом движении. Но боль его не коснулась. Холодный огонь его костей излучал силу, которая подключала Нокса к самой ауре планеты, к магнитной мощи вращающегося мира. Если продолжать магические обряды, Нокс никогда не умрет. Но в свое время он высохнет до бесплотного призрака, отлученного от физического контакта. Таков рок бессмертного разума и безнадежного голода — судьба более страшная, чем смерть.
Чтобы избежать ее, он уже несколько столетии назад основал Октоберленд. Танцоры помогали ему вращать холодный огонь так, чтобы воспринимать астральное небо. Оттуда через пространство-время можно было высматривать волшебников других миров.
Нокс знал, что такие волхвы существуют, потому что один из них появлялся на Земле давным-давно, когда Ноксу было всего тысячу лет. Даппи Хоб прибыл изгнанником из магии высшего порядка, из царства, где по-настоящему зарождалось время. От него Нокс многое узнал об Извечной Звезде и Чарме, но Даппи Хоб был опасным владыкой, полным странного и непредсказуемого знания. Это он слегка приоткрыл для королей тайны науки, чтобы построить свои огромные собиратели Чарма: сперва пирамиды и обелиски, потом сами города — обширные амулеты, собирающие мощь для этого мстительного изгнанника.
Нокс, чтобы защитить себя, избегал изгнанного мага, но внимательно следил за его деятельностью. Он знал, что в свое время из Светлых Миров придут другие. И он в конце концов отберет у них магию Чарма, чтобы увеличить свою силу, сбросить эти обноски плоти и вернуть себе молодость.
А пока он каждый месяц собирал своих танцоров, плел холодный огонь в телах света, по огоньку для каждого члена ковена. Это были личные ангелы для каждого из них, чтобы наблюдать за ними, чтобы творить волшебство для ковена. И каждый из них в свой черед наблюдал небо и присматривал за Бездной.
Так Нокс однажды заметил, как пришли за Даппи Хобом другие. Они исчезли вместе с почитателем дьявола, вернулись в лучистые миры в жестоком пламени творения. Но один остался. Потерянный или забытый, он бродил в северной глуши — и Нокс был решительно настроен узнать о нем побольше.
8
ГОЛОСА ЦВЕТОВ
Мэри Феликс с рюкзаком за плечами спешила за Бульдогом между деревьями по неровным камням журчащего ручья.
— Остальные за мной вернутся, — предупредила она Бульдога. — Надо пойти туда, где они тебя не найдут.
Он увел ее в глубь леса, куда не проникало солнце, на пологий склон, поросший серым мхом, похожим на волосы старухи.
— Мне надо оставить записку. Они будут меня искать.
— Возвращайся, — сказал Бульдог. — Я найду себя сам, как-нибудь найду. Возвращайся к своим.
— Подожди, я не могу так быстро. — Мэри запыхалась, мышцы у нее болели, она пыталась его догнать. — Я хочу остаться с тобой. Я хочу помочь тебе узнать, кто ты. Я антрополог. Я должна понять. Ради меня самой я должна узнать, кто ты.
— Я рад твоей помощи, Мэри Феликс. — Бульдог неумолимо шел по каменистым берегам, обходя грязь, не оставляя следов. — Но я ощутил твой народ, и он меня пугает.
— Помедленней, прошу тебя! — Мэри схватилась за бок, пронзенный болью, ловя ртом воздух. — Я не пытаюсь… тебя поймать… или обмануть. Смотри — я даже снимков не делаю, голос твой не записываю. Я чувствую, что ты боишься. Мне можно верить. Только, пожалуйста, помедленнее. Позволь мне идти с тобой. — Она остановилась, крича ему вслед: — Я не хочу назад! У меня там ничего нет. Я одинока — как ты.
Бульдог остановился и обернулся. Увидел, как она измождена, услышал острую ноту отчаяния в голосе и ощутил ее печаль. Он кивнул, скатал силу между ладонями и бросил ей.
Тепло наполнило ее мышцы бодростью, и она догнала его, широко шагающего среди огромных папоротников.
— Что ты со мной сделал? — Она засмеялась и запрыгала, как ребенок. Тяжелый рюкзак стал легче перышка. — Я могу теперь бежать целые мили!
— Я дал тебе силу.
— Как?
Бульдог пожал плечами и полез через стену корней, под искривленные ветви, заросшие лишайником.
— Я сам точно не знаю.
Мэри Феликс взяла его за светлый мех руки:
— Я думаю, ты должен знать.
Он остановился и прислонился к дереву. Маленькая старушка, глядящая на него сквозь дымку благоговения, говорила чистую правду, от которой было больно. Чем больше пытался он вспомнить, тем большую пустоту ощущал в себе, пока эта пустота не стала пульсировать у него внутри. Пугающая безнадежность сомкнулась над ним, будто он съежился. Бульдог резко оттолкнулся от дерева.
— Я ничего не могу вспомнить.