Октябрьская страна (The October Country), 1955
Шрифт:
Всхлипывая, Эмили поднимается на ноги; она совсем как загнанный зверёк и словно прикидывает куда бы удрать.
– Где твоя машина, Эмили?
– Там, в гараже…
– Прекрасно! Тётушка Тилди подталкивает её к двери. – Ну… – Её острые глазки быстро обшаривают улицу. – В какой стороне морг?
Держась за перила, Эмили нетвёрдыми шагами спускается по лестнице.
– Что ты задумала, тётушка?
– Что задумала? – переспрашивает тётушка Тилди, ковыляя следом; бледные дряблые щёки её дрожат ри ярости. – Как что? Отберу у них своё тело – и вся недолга! Отберу своё тело! Пошли!
Мотор взревел, Эмили вцепилась в руль, напряжённо вглядывается в извилистые, мокрые от дождя улицы. Тётушка Тилди потрясает зонтиком.
– Быстрей, девочка, быстрей, не то эти привереды-прозекторы впрыснут в моё тело какое-нибудь зелье, и освежуют, и разделают на части. Разрежут, а потом так сошьют, что оно уже никуда не будет годиться.
– Ох, тётушка, тётушка, отпусти меня, зря мы туда едем. Всё равно толку не будет. Ну, никакого толку, – вздыхает девушка.
– Вот мы и приехали.
Эмили затормозила у обочины и без сил привалилась к рулю, а тётушка Тилди выскочила из машины и засеменила по подъездной алее морга туда, где с блестящих чёрных дрог сгружали плетёную корзину.
– Эй! – накинулась она на одного из четверых носильщиков. – Поставьте её наземь!
Все четверо подняли головы.
– Посторонитесь, сударыня, – говорит один из них. – Не мешайте дело делать.
– В эту корзинку запихали моё тело! – Тилди воинственно взмахнула зонтиком.
– Ничего не знаю, – говорит второй носильщик. – Не стойте на дороге, сударыня. У нас тяжёлый груз.
– Вот ещё! – оскорблённо восклицает она. – Да будет вам известно, что я вешу всего сто десять фунтов.
Носильщик даже не смотрит на неё.
– Ваш вес нам без надобности. А вот мне надо поспеть домо й к ужину. Коли опоздаю, жена меня убьёт.
И четверо пошли своей дорогой – по коридору, в прозекторскую. Тётушка Тилди припустилась за ними.
Длиннолицый человек в белом халате нетерпеливо поджидал корзину и, завидев её, удовлетворённо улыбнулся. Но тётушка Тилди на него и не смотрела, жадное нетерпение, написанное на его лице, её мало трогало. Поставив корзину, носильщики ушли.
Мельком глянув на тётушку, человек в белом халате сказал:
– Сударыня, даме здесь не место.
– Очень приятно, что вы так думаете, – обрадовалась она. – Именно это я и пыталась втолковать вашему чёрному человеку.
Прозектор удивился:
– Что ещё за чёрный человек?
– А тот, который околачивался возле моего дома.
– Среди наших служащих такого нет.
– Неважно. Вы сейчас очень разумно заявили, что благородной даме здесь не место. Вот я и не хочу здесь оставаться. Я хочу домой, пора готовить ветчину для гостей, ведь пасха на носу. И ещё надо кормить Эмили, вязать свитера, завести все часы в доме…
– У вас, я вижу, философский склад ума, сударыня, и приверженность к добрым делам, но мне надо работать. Доставлено тело.
Последние слова он произносит с явным удовольствием и принимается разбирать свои ножи, трубки, склянки и разные прочие инструменты.
Тилди свирепеет:
– Только дотронься до этого тела, я вам…
Он отмахивается от неё, как от мухи.
– Джордж, проводи пожалуйста, эту даму, – вкрадчиво говорит он.
Тётушка Тилди встечает идущего к ней Джорджа яростным взглядом.
– Пошёл вон, дурак!
Джордж берёт её за руки.
– Пройдите, пожалуйста.
Тилди высвобождается. С лёгкостью. Её плоть вроде бы… ускользнула. Чудны дела твои, господи. В таком почтенном возрасте – и вдруг новый дар.
– Видали? – говорит она, гордая этим своим талантом. – Вам со мной не сладить. Отдавайте моё тело!
Прозектор небрежно открывает корзину. Заглядывает внутрь, кидает быстрый взгляд на Тилди, снова – в корзину, вглядывается внимательней… Это тело… кажется… возможно ли?.. А всё-таки… да… нет… нет… да нет же, не может быть, но… Он переводит дух. Оборачивается. Таращит глаза. Потом испытующе прищуривается.
– Сударыня, – осторожно начинает он. – Эта дама вот здесь… э… ваша… э… родственница?
– Очень близкая родственница. Обращайтесь с ней поосторожнее.
– Сестра, наверно? – хватается он за ускользающую соломинку здравого смысла.
– Да нет же. Вот непонятливый! Это я, слышите? Я!
Прозектор минуту подумал.
– Нет, так не бывает, – говорит он. И принимается перебирать инструменты. – Джордж, позови кого-нибудь себе в помощь. Я не могу работать, когда в комнате полоумная.
Возвращаются те четверо. Тётушка Тилди вызывающе вскидывает голову.
– Не сладите! – кричит она, но её, точно пешку на шахматной доске, переставляют из прозекторской в мертвецкую, в приёмную, в зал ожидания, в комнату для прощаний и, наконец, в вестибюль. Тут она опускается на стул, стоящий на самой середине. В сумрачной тишине вестибюля стоят скамьи, пахнет цветами.
– Ну вот, сударыня, – говорит один из четверых. – Здесь тело будет находится завтра, до начала отпевания.
– Я не сдвинусь с места, пока не получу то, что мне надо.
Плотно сжав губы, она теребит бледными пальцами кружевной воротник и нетерпеливо постукивает по полу ботинком на пуговках. Если кто-то подходит поближе, она бьёт его зонтиком. А стоит кому-либо её тронуть – и она… ну да, она просто ускользает.
Мистер Кэррингтон, президент похоронного бюро, услыхал шум и приковылял в вестибюль разузнать, что случилось.
– Тс-с, тс-с, – шепчет он направо и налево, прижимая палец к губам. – Имейте уважение, имейте уважение. Что тут у вас? Не могу ли я быть вам полезен, сударыня?