Олаф, глупый король

Силоч Юрий Витальевич

– Если я умру в этой телеге, то, клянусь Всесоздавшим, буду являться вам во сне и пугать до сердечных болей.
– ворчал Харальд, морщившийся от запаха сопревшей соломы, на которую его уложили.

Короля уже встречали. Как только телега въехала во внутренний двор, к ней сразу же бросились несколько человек, подхватили короля под руки и повели куда-то в замок.

– Стойте!
– глухо сказал король и повернулся к советнику, - Вегард! Ты знаешь, что делать!

– Уже?...
– на короткий миг маска чопорности слетела с лица советника, но он тут же взял

себя в руки, - Да, ваше величество. Стряпчий и Преподобный уже в замке. Все будет готово через минуту.
– он поклонился, и собрался, было, куда-то идти, но натолкнулся на Олафа, стоявшего рядом, - Иди с королем. Тебе все объяснят.

– Хорошо, ваша светлость. Слушаюсь!
– проблеял Олаф, прижимая к груди засаленную шапку. Советник лишь закатил глаза.

В замке было темно, мрачно и сыро. Развешанные по стенам факелы давали немного света, и в углах царили загадочные, закутанные многолетней паутиной, тени, из которых, казалось, кто-то смотрел. По стенам были развешены гобелены и флаги, где-то стены были расписаны фресками, изображавшими могучих предков Харальда в процессе изничтожения злокозненных врагов Мнморта. Коридоры были пусты, прислуга либо спала, либо находилась сейчас рядом с королем.

Процессия, в хвосте которой болтался ничего не понимающий Олаф, резво поднялась в башню, где находилась опочивальня. Королевская спальня была огромна. В ней точно также царил мрак, разве что было не так сыро, наверное, из-за пылающего в нише камина. Окна были застеклены красивыми цветными витражами, возле стены стояла исполинская кровать с балдахином, в которую можно было уложить всадника вместе с лошадью и оруженосцем.

Харальда уложили на постель и споро раздели. Король скрипел зубами от боли, и, грязно ругаясь, требовал от лекаря сделать хоть что-нибудь, чтобы унять боль и лихорадку.

Лекарь шепнул что-то на ухо слуге, и тот умчался куда-то со скоростью дуновения ветра, а сам отошел к камину, присел на корточки, снял с пояса дубовую флягу, открутил крышку и принялся запихивать в горлышко какие-то травы, неразборчиво бормоча себе под нос. Вернулся слуга, держащий в руках котелок и большую глиняную кружку.

Лекарь кивнул, хорошенько встряхнул флягу, вылил все содержимое в котелок, добавил еще щепотку трав, и поставил на огонь.

– Пять минут, ваше величество, и все будет готово.

В опочивальню вошел советник с двумя старцами. Первый был закутан в расшитый черный плащ, застегнутый золоченой фибулой в виде герба Мнморта, второй носил рясу, огромную всклокоченную бороду и деревянный узловатый посох. Это был Преподобный Отец Хельги - пьяница, матершинник и, по-совместительству, глава Мнмортского филиала церкви Всесоздавшего и Сына его.

– Да будет благословен дом сей, и хозяин его, король Мнморта Харальд! Да отпустит грехи его...
– Хельги громогласно, выпучив глаза от важности, принялся нести околесицу, кою он мог, будучи на проповедях, извергать часами - благо, опыт имелся весьма и весьма солидный, но Харальд грубо прервал его:

– Заткнитесь, отче, и так тяжко! Лекарь! Скоро ты, мерзавец? У меня внутри все огнем горит.

– Да, готово, вашство.

Лекарь снял котелок с огня, перелил в кружку жидкость, от которой шел пар, и подал королю. В комнате приятно запахло пряными травами.

– Залпом, ваше величество. Это спирт с пряной лауранией и лунной ромашкой. Должно помочь, но ненадолго. Времени у нас в обрез.

– Полная кружка спирт - это по мне!
– хохотнул король, и ненадолго закашлялся, - Помирать, так весело!

Харальд приподнялся, сцапал питье своей огромной лапищей, полностью осушил кружку в четыре глотка, крякнул, и ахнул ей об пол - только осколки полетели:

– Вот теперь - хоть в ад. Всем выйти вон, кроме советника, стряпчего, Преподобного и тебя!.. Как там?... Алеф, да?
– король воззрился на Олафа, отчего у последнего подкосились ноги.

– О-олаф, ваше величество.

– Олаф. Вот. Ты тоже остаешься. И позовите кто-нибудь шута!

Слуги вышли, лекарь предварительно смешал еще какое-то зелье, поставил на огонь, и тоже покинул помещение.

– Можете начинать. У меня все готово.
– стряпчий снял плащ, под которым обнаружилась богато вышитая рубаха, повесил его на стул, и вытащил из-за пазухи исписанный пергамент, перо и небольшую изящную чернильницу, - Осталось только поставить подпись и печать.

– Хорошо. Преподобный, начинай!

Хельги, снова почувствовавший себя на коне, подошел к королю, извлек откуда-то из недр рясы небольшую черную книжечку с виселицей на обложке и ножичек с костяной рукоятью. Ножичек он положил на кровать, а книжечку открыл, нашел необходимую страницу и начал громогласно и с помпой зачитывать:

– Именем господа нашего, Всесоздавшего, и Сына его, за наши грехи повешенного, и Дыхания святого, мир наполнившего...

– Не стой столбом. Подойди.
– прошептал стряпчий на ухо Олафу.

– ...И как Господь сотворил всех нас детьми своими, пусть сделает он Олафа, сына...
– Отче запнулся, - Как звали твоего отца?

– Трюггви, ваше преподобие.

– ...сделает Олафа, сына Трюггви, сыном Харальда, сына Фрейвара. Кровь Харальда Веселого станет пусть кровью Олафа, а кровь Олафа пусть в землю уйдет, потому что он простолюдин.
– к концу проповеди Преподобный немного выдохся, и на эффектную концовку его не хватило, - Аминь.
– Преподобный осенил себя висельным знамением (одел на шею воображаемую петлю, затянул ее и изобразил удушье, - Дай руку.
– обратился после этого Отче к Олафу.

Олаф повиновался:

– А заче... ААА!!!
– Хельги от души полоснул ножичком по ладони Олафа.

– Ваше величество?...
– Харальд протянул руку Преподобному, и тот сделал надрез.
– Теперь возьмите друг друга за руки и держите.

– Долго?.. У меня дела еще.

– Минуты хватит.
– преподобный поморщился от такого неуважения к обрядам.

Скрипнула дверь.

– Я ничего не пропустил?
– в опочивальню просунул голову некто с выбеленным лицом. Этот некто носил колпак с бубенчиками, которые забавно позвякивали при каждом движении.