Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле

Поротников Виктор Петрович

— Уразумел, княже, — промолвил Тихомил с еле заметной добродушной ухмылкой. Ему уже доводилось в прошлом выполнять трудные и опаснейшие поручения своего князя, рискуя головой.

Солнце было еще высоко в безоблачном небе, когда четыре крутобокие рязанские ладьи отчалили от пристани Сарая. Гребцы налегали на весла, преодолевая сильное течение широкой могучей реки.

Вместе с рязанскими ладьями отправились в путь и многие другие суда: одни шли быстро и ходко вниз по течению к дельте Волги, другие тянулись медленными вереницами против течения, двигаясь к верховьям Волги.

Глава

шестая

Боярин Клыч

Отправляясь в Сарай, Олег оставил Рязань на попечение своей супруги Евфросиньи Ольгердовны, дабы потешить ее властолюбие. Главным советником при княгине был назначен Олегом же боярин Клыч Савельич, дотошность и сварливость которого давно стали притчей во языцех. Никто из рязанских бояр не осмеливался с таким упрямством доказывать свою правоту в спорах с Олегом, как это постоянно делал Клыч Савельич. Со стороны могло показаться, что между Олегом и Клычом Савельичем не затихает некая подспудная вражда, что эти двое давно и сильно недолюбливают друг друга. Однако эта видимость была обманчивой. На самом деле Олег полностью доверял Клычу Савельичу, зная, что этот человек не способен на подлость и предательство.

Вернувшись в Рязань из Сарая, Олег обнаружил, что его властная супруга уехала в Литву, забрав с собой трехлетнюю дочь Анастасию.

— Евфросинья хотела было забрать с собой и княжича Федора, но я не позволил ей этого, — молвил Олегу боярин Клыч, отчитываясь перед ним за все, что случилось в Рязани в его отсутствие. — Также не разрешил я Евфросинье руку в казну запустить. Евфросинья намеревалась одарить отца и братьев подарками дорогими, но я сказал ей, мол, муж ее и так изрядно потратился, меча бисер перед ордынскими свиньями, поэтому лишних денег в казне нету. Не обеднеет Ольгерд и без наших подарков.

— Представляю, как обиделась на тебя Евфросинья, — усмехнулся Олег, оглядывая свои теремные покои, которые показались ему низкими и тесными после просторных чертогов ханского дворца в Сарае.

Олег переходил из светлицы в светлицу, нагибая голову в невысоких дверных проемах. Клыч Савельич, не отставая, шел за ним. Их беседа происходила на ходу.

— Супруга твоя, княже, обругала меня разными срамными словами, повторить кои у меня язык не повернется, — с невозмутимым видом молвил Клыч Савельич. — Впрочем, ничего иного я от Евфросиньи не ожидал, поэтому ничуть не удивился такому ее поведению.

Задержавшись перед деревянными ступенями, ведущими на второй ярус терема, Олег обернулся к Клычу Савельичу и спросил:

— А чего это Евфросинья вдруг сорвалась с места и в Литву укатила? С чего это вдруг?

— После того, как Ольгерд и московский князь заключили перемирие под Любутском, литовская рать отошла к реке Угре и встала там станом, — ответил Клыч Савельич. — Ольгерд созвал на Угру русских князей из верхнеокских городов, желая прощупать их настроение. Кое-кто из них не пожелал воевать с Москвой на стороне Литвы. Это и озаботило старика Ольгерда. Литовский гонец приезжал и в Рязань. Поскольку тебя, княже, дома не было, я дал литовскому гонцу от ворот поворот. Евфросинья же вдруг заявила, что она желает повидаться с отцом и братьями, живо собралась в дорогу и уехала, взяв с собой дочь.

На Угре литовское войско простояло две недели.

Потом Ольгерд ушел в Смоленск, а оттуда к себе в Литву. С Угры Евфросинья прислала вестника с известием, что отправится в Вильно вместе с отцом.

— Надолго ли Евфросинья отправилась в Вильно? — опять спросил Олег, поднимаясь в верхние покои по скрипучим буковым ступеням.

— Об этом Евфросинья меня не известила, княже, — сказал Клыч Савельич, шествуя по лестнице вслед за Олегом.

Для обсуждения самых насущных забот Олег, по своему обыкновению, собрал на совет своих ближних бояр. Прежде всего, Олег поведал своим старшим дружинникам о разгроме Урус-хана Мамаем.

— Что теперь делать, бояре? Ехать ли мне на поклон к Мамаю? — сказал Олег. — Жду вашего совета.

Бородатые степенные мужи в длинных одеяниях обеспокоенно заерзали на скамьях, переговариваясь между собой негромкими тревожными голосами.

— Кто желает высказаться первым? — громко спросил Олег, восседавший на дубовом троне с резными подлокотниками в виде бегущих пардусов.

Князь был облачен в красный кафтан и красную парчовую шапку с опушкой из меха выдры. На ногах у него были красные сапоги.

Багряные лучи вечерней зари, проливаясь в просторное помещение через высокие узкие окна, ложились зловещими темно-рубиновыми отсветами на деревянный пол и на бревенчатые стены гридницы. Боевые топоры, мечи, щиты и секиры, развешанные на одной из стен, в лучах закатного солнца переливались металлическим блеском.

Первым, как всегда, заговорил Клыч Савельич.

— Вся эта затея с поездкой к Урус-хану мне с самого начала была не по душе. Присутствующие здесь бояре не дадут мне солгать. — Клыч Савельич, поднявшись со своего места, плавным жестом руки обвел всех княжеских советников. — Мои здравые доводы, помнится, потонули в угодливых речах тех бояр, кто, не имея своего мнения, готов всегда и во всем поддакивать нашему князю. Меня постоянно обвиняют в том, что я все время предрекаю беду, что своим карканьем я то и дело притягиваю различные напасти на Рязанское княжество. Но ведь кроме предсказаний худшего я также даю советы, как избежать той или иной беды. Неужели так трудно внять здравому совету?

Клыч Савельич умолк и взглянул на князя. Обратились на князя взоры и всех остальных бояр.

— Каков же твой совет будет на сей раз? — хмуря брови, проговорил Олег, встретившись взглядом с боярином Клычем. — Признаю свое недомыслие, друже. Не следовало мне ездить к Урус-хану.

— Твое недомыслие дороговато обошлось казне нашей, княже, — ворчливо обронил Клыч Савельич.

— Ты молви по делу, не томи душу! — резко вымолвил Олег. — Иль ты ждешь, чтоб я на коленях пред тобой ползал!

— Совет мой такой, княже, — промолвил Клыч Савельич, пригладив свою русую бороду. — К Мамаю не езди, милости от него тебе уже не дождаться. Лучше отправь послов к московскому князю и заключи с ним прочный союз против татар. За Дмитрием Ивановичем ныне сила великая! Ни суздальский, ни тверской великие князья тягаться с ним не могут. Тесть твой Ольгерд тоже обломал зубы о московские мечи и копья. Опираясь на Москву, окрепнет и Рязань.

— А как же быть с Лопасней? — сердито прищурился Олег. — Неужто присоветуешь окончательно уступить ее московлянам?