Олеко Дундич
Шрифт:
Господа офицеры фон Инн и Обадал начали поединок осторожно, словно испытывая друг друга. Австриец был более ловок, но чех сильнее. Клинки скрещивались, искры летели, как стайки июльских светлячков. Чувствовалось, что чех берёт противника измором. Дыхание австрийца становилось всё более прерывистым. Сидевшие в креслах и первых рядах трибуны потеряли всякую степенность. Они во всё горло подбадривали своего родовитого бойца. Симпатии судей также явно были на его стороне. Только сознание того, что они судьи, не позволяло им орать, как все прочие. По мере того как разгорался бой, главный судья вместе со своим стулом
По плацу разнеслось бешеное “браво”. Фон Инн поклонился креслам и кивнул головой первым рядам трибун. Поручик Обадал тем временем встал и протянул “победителю” руку. Тот сделал вид, что не заметил протянутой руки, и прошёл мимо.
В это время произошло нечто неожиданное. Дундич подошёл к судейскому столу и стал что-то взволнованно говорить по-сербски. Несколько рук с силой оттащили его. Раздались звуки гимна. Все встали. На этом соревнования и торжественная часть кончались. Но тут выступил комендант гарнизона:
— Господа генералы и офицеры, унтер-офицеры и солдаты, соревнования окончены, но я предлагаю выяснить, кто же является абсолютным чемпионом. Пусть чемпионы — солдат и унтер-офицер сразятся между собой, а победитель скрестит оружие с офицером, благородным фон Инном. Победителю в первом поединке я дам сто крон из своего кармана, а абсолютному чемпиону я подарю свою саблю, которая у меня ещё осталась с тех времён, когда я был поручиком и сражался добровольцем на франко-прусской войне.
Все присутствующие в знак одобрения устроили овацию. Солдату и Дундичу возражать не приходилось. Фон Инн мог отказаться, но ему было стыдно это сделать.
Первая пара вышла на помост. Не прошло и тридцати секунд, как противник Дундича сдался. Наступила очередь скрестить клинки с фон Инном. Тут к Дундичу подошёл поручик Обадал и сказал:
— Его нетрудно побить. Если он не был левшой, я бы его победил.
— А я сам левша. Вы бы его и так победили, если бы судья не подложил вам свинью. Выбил опору, доска прогнулась, и вы поскользнулись. Я поэтому и протестовал. Вот увидите, что я сейчас с ним сделаю.
Бойцы появились на помосте. Среди зрителей послышались возгласы: “Две левши”, “Белый и чёрный”.
У фон Инна была солидная школа, разнообразная тактика, хороший рефлекс и большая гибкость. Но ему недоставало того, чего у Алексы было в избытке. Австрийцу недоставало боевого задора и темперамента, то есть того, что делает искусство бойца совершенным.
Дундич сначала решил заставить фон Инна показать всё, что тот умеет. Унтер-офицер только защищался, легко отбивая удары, но ни на сантиметр не отступил от той позиции, которую занял в самом начале. Поручик налетал, как ястреб. Большинство зрителей болели за него, а Алексу начали освистывать. Только старые и опытные бойцы, на чьих лицах были видны шрамы от многих настоящих поединков, задумчиво качали головами.
Только тогда, когда поручик показал всё, что умел, действительно начался бой. Алекса перешёл в наступление, затем нарочно открылся. Поручик, рассчитывая нанести вернейший удар, сделал сильный выпад. Но Алекса лёгким движением тела уклонился от удара.
И вот уже третий раз поручик по своей вине падает на пол. Алекса каждый раз спокойно ожидал, когда противник встанет и сможет продолжать по единок. Теперь уже аплодировали ему, а над поручиком смеялись. Первые ряды трибун громко выражали своё негодование. Почему, мол, серб именно с фон Инном играет, как кошка с мышью? Старый комендант успокаивал их, так как некоторые стали уже доставать пистолеты.
Было опасно продолжать дальше подобную игру. Искусным приёмом он выбил клинок из усталой руки поручика. Потом он поклонился генералам и офицерам и сделал вид, что не заметил протянутой фон Инном руки. Алекса мстил за оскорбление, нанесённое поручику Обадалу. Солдаты, унтер-офицеры и часть офицеров аплодировали Дундичу, в то время как аристократы, сидевшие в креслах и первых рядах трибуны, чувствуя себя униженными, скрежетали от бешенства зубами.
Кто знает, что бы случилось с Алексой, если бы труба не проиграла сигнал тревоги. Через открытые ворота на плац галопом влетела группа конников — генералов и офицеров. Раздалась команда “смирно”. Один из конников, дождавшись, пока все успокоились, с пафосом заговорил:
— Довольно веселья! Пусть погаснет радость в ваших сердцах! Над всеми нами нависла мрачная туча несчастья. Августейший наследник престола Франц Фердинанд и его супруга убиты сегодня в Сараеве. Они пали от руки сербского наёмника. Это значит, что будет война. А теперь спокойно разойдитесь по казармам! Всем необходимо вернуться в свои части и ждать дальнейших распоряжений. Марш!
Глава 2
Пехотинец
Несмотря на то, что была уже глубокая ночь, Алексу, как только он пришёл в казарму, вызвал к себе командир. Алекса шёл к своему начальнику, обуреваемый тяжёлыми предчувствиями. Тот принял его весьма любезно, поздравил с победой и сказал:
— Полчаса тому назад я получил по телефону приказание отчислить вас из кавалерии и направить в семидесятый пехотный полк. Пять минут назад я получил письменное подтверждение. Вы были моим лучшим подчинённым. Я готов сам заплатить вам за коня и снаряжение, сколько вы захотите.
Весть о гибели престолонаследника и о войне не так взволновала Алексу, как эта последняя новость. На мгновение всё поплыло перед его глазами. Он вспомнил о своём эскадроне, о сабле, которую отец специально возил в Травник, где её закаливали и точили. Но Алекса тут же взял себя в руки.
— Очень жаль, — сказал он. — Но приказ надо выполнять. Коня и снаряжение я оставляю писарю Бергеру. Он давал мне уроки немецкого и французского языков. Спасибо вам за похвалу. Когда мне идти?
— Немедленно. Сопровождающий ждёт. Казармы пехоты находятся на другом краю города. Вы будете среди своих земляков. Я очень сожалею, но вы вчера слишком много забавлялись и к тому же эта плохая весть… Всё вместе и послужило причиной вашего перевода в пехоту. Можете идти!
Ничего не замечая, Алекса, как лунатик, шагал по венским улицам. После сегодняшних событий у него исчезли последние иллюзии относительно честности и рыцарского духа представителей монархии.