Олёнка. Часть первая
Шрифт:
А ещё через десять лет, когда мы переезжали с Лизой на новую квартиру, я оставил этот центр на лестничной клетке – забирай кто хочет. Если я и включал иногда радио в машине, то это были сборники музыки из восьмидесятых и девяностых. Ничего другого я не хотел.
Но той весной я стал слушать новую музыку (новая часто означало не современная, а незнакомая). Это произошло спонтанно: я установил приложение в телефон, выбрал в нём жанр – рок, – и решил, что всю дорогу до клиники буду слушать, независимо от того, понравится мне или нет. Неожиданно для самого себя мне понравилось. Я открыл новые имена, хотя иногда
Часто я слушал саундтрек из компьютерной игры Fallout 4 – постапокалиптической истории, в которой музыка играла большую роль. Её горько-сладкий привкус был очень созвучен моему тогдашнему настроению, смеси отчаяния и надежды. Ностальгическое шипение старых записей, Бинга Кросби, Эллы Фитцжеральд, The Ink Spots переносили меня в другое время и даже в другое измерение, где всё было и прошло: и жизнь, и слёзы, и любовь. И опять вернулось ко мне, чтобы напомнить, как это здорово – любить, страдать и мечтать.
Some folks can lose the blues in their hearts,
But when I think of you another shower starts2.
***
Алёна посоветовала мне поговорить с девушками о своих чувствах. Я долго набирался смелости. Я совершенно не представлял себе, что буду делать, если кто-то из них вдруг ответит мне взаимностью. Для меня такой разговор сам по себе был актом невиданной мужественности, который имел ценность сам по себе, а после хоть трава не расти.
Бьянка ушла в небольшой отпуск, так что я решил начать с Веры. С технической точки зрения, ситуация осложнялась тем, что внутреннее помещение клиники представляло собой несколько кабинок для процедур, разделённых занавесками. Радио (там всегда играло «Монте-Карло») немного заглушало голоса, но всё, что говорилось в одной кабинке, было слышно в соседних. Я думал целых три дня, а потом нашёл решение.
На ближайшей консультации я рассказал о своей проблеме Алёне, надеясь поразить её догадливостью, но она лишь пожала плечами и практически без промедления выдала:
– Записка.
Я был растерян. Почему мне, чтобы додуматься, потребовалось три дня, а ей – несколько секунд?!
– Я женщина, – произнесла Алёна с улыбкой. – У меня изворотливый ум.
Я знал, что у меня неразборчивый почерк, поэтому напечатал на компьютере:
«Вера!
Мне надо вам сказать кое-что важное, но не здесь. Не могли бы вы выйти со мной на улицу на несколько минут? Пожалуйста!»
Я сомневался, стоит ли ставить восклицательный знак в конце. С ним концовка смотрелась так, как будто я умолял девушку. Но, с другой стороны, этот знак выглядел тем, чем и являлся – побудителем к действию. Патроном в оружейном стволе. Молотком в миллиметре от шляпки гвоздя. Я оставил его.
Я засунул записку в дальний отсек бумажника, и стал ждать выходных. Вера неожиданно объявилась в четверг. Заменяла кого-то. Я прошёл в кабинку, разделся до трусов и лёг на кровать специальной конструкции для вытягивания позвоночника. Я понял, что разговор произойдёт сегодня. И меня начала бить крупная дрожь.
– Что с вами? – спросила Вера довольно резко, как мне показалось.
– Всё в порядке, – пробормотал я.
Она ушла,
К тому времени я уже ходил в клинику два с лишним месяца, совершенно точно уяснил порядок проведения процедур и знал, сколько раз Вера зайдёт в мою кабинку. Шёл девятый час тёплого майского вечера, кроме меня, в клинике оставалась всего пара пациентов. Я принял решение и успокоился. Когда Вера закончила массаж, я сел на массажном столе, стараясь втянуть поглубже пару лишних кило на животе.
– Вера, – произнёс я негромко, – подождите, пожалуйста.
Она замерла. Я слез со стола, вытащил из кармана брюк бумажник, достал оттуда записку и передал ей.
Она прочитала, удивлённо посмотрела на меня и кивнула.
«Ну вот, – подумал я. – Первая часть марлезонского балета позади. Главное, не забыть, что я собирался ей сказать. Не сбиться».
Я опять – уже в сотый, наверное, раз – стал повторять свою нобелевскую речь.
Когда мы с Леной оказались на улице, я говорил гладко, без запинки. Волнение ушло. Остались только мы: я и красивая девушка, которой – мне это показалось удивительным! – было приятно слушать о моём отношении к ней, несмотря на неожиданность ситуации, несмотря на то, что я был вдвое старше её.
Её реакция показалась мне странной. Я думал, она обольёт меня презрением, или посмеётся надо мной или станет говорить о разнице в возрасте…
– Но как же так, – промолвила доктор моего тела. – Ведь я же помолвлена! Мы это особо не афишировали, правда, но после моей ординатуры, когда он вернётся из армии, мы собирались пожениться.
Она говорила так, как будто всем вокруг, включая меня, были хорошо известны мельчайшие подробности её помолвки: когда, с кем, и как. Я ничего не понимал, кроме самого главного: у меня есть более удачливый соперник. Эта ситуация была мне хорошо знакома.
Я сказал, что не знал о её помолвке. Она выразила надежду, что мы останемся друзьями. Я подумал, что мы никогда не были друзьями, но понял, что она имела в виду – ведь я был клиентом заведения, где она работала. Она просто хотела, чтобы этот случай остался между нами и не повлиял на моё отношение к клинике.
После нашего разговора я испытал облегчение. Я справился со страхом, исчезла причина моих переживаний последних дней. И я понял кое-что про себя – мне понравилось. Мне нравилось разговаривать о своих чувствах с красивой девушкой. Пусть даже это длилось всего несколько минут и ни к чему не привело. Я всё равно запомнил свой эмоциональный подъём и захотел испытать его ещё раз. Мелькнула догадка, что если бы Вера мне не отказала, я бы испытал положительные эмоции невероятной силы. И мне очень захотелось этого. До Алёны оставалось полтора года.