Олесь Бузина. Расстрелянная правда
Шрифт:
Наш человек знает: жить не по лжи нельзя! Высшая радость для него: творить все, что взбредет в голову, и ни за что не отвечать. Ни один из героев украинских сказок не платил за квартиру, не служил в погранвойсках и даже не ездил по правилам уличного движения. «Анархия – мать порядка» – такой лозунг мог родиться только в нашей стране. Как и анекдот про вуйка, свято уверенного, что убивать москаля можно без риска схлопотать сдачу. (Помните: «А якщо москаль вас вб’е?» – «О, а мене ж за що?»)
В Украине не придерживаются не только международного права, но даже простых норм человеческого общежития. Только наш патриот может верить, что дешевый газ бывает за карие очи и черные брови, а хорошее отношение – за плевок в борщ соседу. «Якби ви знали, як нас не люблять!» – часто жаловались мне национально свидомые упыри. На что получали ответ: «А кого любите вы? Поляки для вас – «ляхи», евреи – «жиды», а все остальные украинцы, кроме вас, – «зрадныки». Чего ж вы хотите?». Каждый из наших граждан настолько убежден в собственной справедливости, что напрочь отрицает ее у другого. Поэтому храмы отечественной Фемиды пребывают в запустении. Меньше всего типичный районный суд похож на телепрограмму с Игорем Годецким. Зайдите и убедитесь.
Вместо симпатичного судьи с интеллигентской бородкой – секретарши, дремлющие в канцелярии на засаленных папках. Вместо духа закона – запах принесенного из дому борща. Вместо строгой тишины, в которой пристало взвешивать человеческие вины, мышиная возня никогда не кончающегося ремонта. В зале заседания вас еще может поразить государственный тризуб, прицепленный набекрень, как шапка разбойника. Сразу чувствуется: в этом месте не жалеют времени на установление истины – ни о чем другом даже не думают! Гражданские иски тут могут мариновать годами, как во времена тяжбы Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Разве что мостовые перед входом стали заливать асфальтом, лишив свиней конституционного права принимать ванны в уличных лужах. В остальном же – свинства достаточно.
Пустячное дельце с одной газеткой, обозвавшей меня маньяком, мурыжили больше трех лет. Все выясняли: «маньяк» – это оскорбление или медицинский термин? Редакция газеты практически переселилась в суд, а я был вынужден на время приостановить литературную деятельность, занятый только написанием полного собрания обвинительных речей. Все очень устали. Судья трижды ходила в отпуск, который, по закону, тянется у нее целых два месяца. Вражина-редактор то валялся у меня в ногах, умоляя принять отступного, то пророчил, заходясь в истерике, что я плохо кончу. Но я хотел, чтобы все было только по закону! И в результате получил-таки свои десять тысяч за нанесенную обиду. И в придачу – стальные нервы, которым не страшны теперь конец света и дорожные пробки.
Но, что касается удовольствия, то и я, и проигравшая сторона чувствовали себя жертвами правосудия настолько, что вместе отправились пропивать выплаченные мне деньги в ближайший ресторан, поклявшись, что в следующий раз будем выяснять отношения только на дуэли. Кстати, в шоу Годецкого инсценировка этой истории заняла… пятнадцать минут! На экране все выглядело так, словно процесс – игра, а не повод для преждевременного инфаркта.
Попытки навести порядок в нашей правовой системе всегда напоминали генеральную уборку в квартире безумной домохозяйки. Устав от самодержавного гнета, в 1917 году придумали революционную законность. В результате отрубленные человеческие головы стали валяться на улицах, как гнилые арбузы. Не удовлетворившись достигнутым, через двадцать лет провели Большую чистку – выловили всех скрытых троцкистов и японских шпионов, а заодно тех, кто ни слухом, ни духом ничего не знал ни про Троцкого, ни про Японию! «Я не могу быть американским агентом, так как не знаю американского языка» – жаловался в ЦК знаменитый революционный матрос Дыбенко, муж первой советской женщины-дипломата Александры Коллонтай. Но шлепнули и его – за то, что плохо учился.
А совсем недавно орали: «Бандитам – тюрьмы!» Причем, громче всех – те, по ком тюрьма плачет. Коллективная безответственность неизбежно приводит к массовым репрессиям. Для полной справедливости нужно было бы посадить всю страну, а заодно – соседнюю (ту, что севернее), не разбираясь, кто в чем виноват. У нас трудно найти праведника, не обманывавшего государство, не грабившего народ, не расхищавшего социалистическую собственность или не добывавшего капиталистическую – незаконным путем. Сидеть должны все! Кто – за старое, кто – за новое. Остальные – авансом. За преступления, которые могут совершить в будущем, но еще не успели. Одновременно должны действовать «Судебник Ивана Грозного», сталинская Конституция и Декларация прав человека – чтобы опричник резал, зная свои права, а не просто так – по вдохновению.
Власть – от Бога. Но законы – от людей, находящихся при власти. Поэтому в них мало божественного. То, что считается преступлением в одни времена, при изменившихся обстоятельствах может оказаться подвигом. В дни мира казнят за то, что поднял руку на соседа. А в дни войны – из-за того, что рука не поднималась. Узаконенный грабеж государством имущества обывателей называется налогом. А справедливое уклонение последних от попыток запустить руку в их карман – подрывом общественных институтов. При этом только слепой не видит, что за последние пятнадцать лет власть прочно пересела в «мерседесы», а обыватель по-прежнему трясется на работу в трамвае. Или, в лучшем случае, в малолитражке – осторожно уступая «мерседесам» дорогу.
То, что настоящая революция не за горами, не видно пока только верхам. Провернув изящную махинацию под названием «Майдан» и передав руль от Кучмы кучмистам (всех окрасов – от оранжевого до бело-синего), министры-капиталисты не верят в мозолистую руку рабочего и булыжник пролетариата. Они думают, что желудок пролетария до краев залит дешевым пивом и водкой. Но забывают, что однажды этого успокоительного может не хватить.
В мире еще много сюрпризов, не учтенных ведомствами статистики. Какой-нибудь талантливый жучок за один сезон может погубить посевы ржи и пшеницы. Какая-нибудь сочувствующая революции тля одним махом способна уничтожить плантации хмеля. И тогда я посмотрю на державных мужей, давно продавших госрезерв налево и поставленных роком перед выбором: что выпускать из остатков урожая? Батоны для старушек? Или водку для алкоголиков? В любом случае – народного гнева не избежать. Ибо пятью хлебами накормить бомжей удалось только Христу – и то многие из осчастливленных погибли в образовавшейся давке.
Умный человек сам себе устанавливает правила. Я всегда говорю: судите меня после смерти, по каким угодно законам. А при жизни – я сам себя судить буду. А заодно – и вас.
Пир побежденных
В вечность есть два пути. Один – верхом на белом коне. Другой – у коня под копытами. Последний даже выигрышнее. Слегка примятые, но живые заслуживают большей популярности. Главное, чтобы не затоптали целиком. Зато за битого двух небитых дают.
Фатальная несправедливость истории состоит в том, что победой пользуются не победители, а уцелевшие побежденные. С победой вообще неизвестно, что делать. Вроде бы она есть. Но плоды ее – всегда воруют. Так было со времен Троянской войны. Блистательного Агамемнона замочили сразу после возвращения свои. Чтобы он не открыл какой-нибудь новый фронт. Ахилл вообще не дотянул до победы, оплатив своей жизнью дорогу домой хитрецу Одиссею, всю кампанию просидевшему в тылу. Зато разбитый в пух и прах троянец Эней переселился не просто на новую родину, а в благословенную Италию. Теперь потомки «бедного» эмигранта живут в стране сплошного курорта, визу у которой выпросить сложнее, чем у любой ее сестры по Евросоюзу.