Ольф. Книга пятая
Шрифт:
Расколдованная Золушка и возомнивший о себе Хлестаков. Чудесная компания.
Голова гудела от мыслей. Не надо забывать, что зачастую все оказывается не так, каким кажется на первый взгляд. Возможно, дело обстоит с точностью до наоборот, и крылатое существо с говорящим именем Эльф училось в институте под видом обычной девушки, а не Эля выдала себя за потустороннюю силу.
Стены чертога исчезли полностью. Мы с Эль… с Элей стояли на продуваемой ветром снежной вершине, дыхание перехватило, лицо забило ледяной крошкой. Вокруг, ниже нас, насколько хватало взгляда, высились горные пики и хребты, тоже сплошь белые от снега. И так – вплоть до горизонта, тоже состоявшего из смеси неба и снежных вершин. На какой мы высоте? И, вообще, где мы?
Ревел ураган, сдувая нас к чертям собачьим.
– Где мы? – В ушах так сильно выло и шумело, что приходилось кричать, наклоняясь друг к другу.
– На вершине мира. Повезло с погодой.
– «Повезло»?! – Я обвел взглядом бушующую панораму.
– Будь сейчас тихо и солнечно, снизу сюда тянулась бы очередь альпинистов, пришлось бы искать другое место.
Если Эля считает, что пронизывающий ледяной ветер – «повезло», то у нас разное понятие о «хорошо» и «плохо». Достаточно одного резкого порыва ветра, и нас унесет в пропасть. Ради безопасности я согласился бы потерпеть присутствие туристов, чертог мог сделать нас невидимыми для них.
Или…
Внутри похолодело больше, чем снаружи:
– Чертог тоже исчез?
А как же давление? Чтобы дышать на высоте нескольких километров, альпинисты много дней адаптируются в лагерях на промежуточных уровнях…
Дышалось как обычно. Чудеса продолжались, а это значило, что чертог никуда не делся, он продолжал нас защищать.
– Я приказала частично пропускать ветер и звуки, чтобы ты ощутил, насколько мы малы и беспомощны перед силами природы. Люди – пылинки на картине мироздания, но мы тоже кое-что можем.
Мысль застопорилась на фразе «Частично пропускать ветер и звуки». Частично?! Ощущение создавалось, что нас легко сдует с заснеженной площадки. Если то, что проникает внутрь, это «частично», то страшно представить реалии за прозрачной стенкой.
А еще Эля обмолвилась: «Люди… мы». То есть, она все же человек, а не ангел-бес-демон-эльф или кто-то еще под личиной моей бывшей сокурсницы. Тогда, крылатое существо – такая же обманка для глупых мальчиков, как выдача себя за доброго духа во время лечения диких племен. Получалось, что меня приравняли к дикарям. Расположенные в удобном месте земли, на которых ныне находится Нью-Йорк, у индейцев Манахаттоу и Канарси хитрые голландцы обменяли на бусы ценой несколько долларов. Правда, позже у хитрых территорию бесплатно отобрали наглые и более сильные. Так всегда бывает, на каждую гайку находится свой болт, на хитрость – сила, на силу – очередная коварная хитрость, и далее по кругу до бесконечности. У меня нет ничего ценного, ну, кроме бессмертной души, и взять с меня больше нечего. Во всяком случае, мне так кажется. Эля-Эльф, видимо, думает иначе, иначе не состоялась бы история с назначением меня Избранным и изъятием из привычной среды обитания.
Пока я метался в поисках ответа, что от меня потребует непонятная спутница и как реагировать на будущее предложение (а оно, несомненно, будет, если я что-то понимаю в жизни), Эля заговорила:
– За время наших с тобой путешествий я часто повторяла: «Придет время, и мы поговорим обо мне и чертоге подробней». Время пришло. Я не раз представляла этот день, этот разговор. Чтобы прочувствовать важность момента, рассудить трезво и принять правильное решение, нужна соответствующая обстановка. Хотя бы для начала. Поэтому я привезла тебя на Эверест, как эту вершину знает большинство. По-тибетски она называется Джомолунгма, по-китайски – Шенмуфэн, по-непальски – Сагарматха. Вершина мира. Выше – только небеса.
– Девять километров – тоже небеса, – сказал я.
Упадешь – мало не покажется, люди погибают даже упав с девяти метров. Если Эля сделает предложение, которое мне не понравится, у меня есть шанс пролететь несколько километров без помощи летательных средств. Или чертог просто аннигилирует ненужного свидетеля?
– Место словно создано для парковки компактного летательного аппарата, – не удержался я от комментария.
Говорливость – признак страха. Надо молчать, пусть говорит Эля, а мое дело – искать бреши в ее логике и находить оптимальные для себя решения.
– Такая идея приходила в голову многим из тех, кто сюда забирался, и она уже воплощена. В начале двухтысячных сюда приземлялся вертолет.
Вершина мира представляла собой двухметровую снежную шапку поверх небольшой вытянутой площадки. Вокруг, куда ни посмотри – горы, горы, горы. Как дюны в пустыне, только остроконечные, с черно-белыми боками. Сам Эверест – неровная трехгранная пирамида, один из склонов которой был более крутым, на нем и на ребрах снег не задерживался, из сверкающей белизны выпирали серые камни.
– На такой высоте должно трудно дышаться, – вопреки желанию повторилось у меня недержание языка за зубами.
Наверное, Эля понимала, что мне не по себе, но она не спешила. Скорее всего, тоже собиралась с духом, подбирала нужные слова. Вскрывшаяся правда взвинтила нервы не только мне.
– Выше восьми километров начинается так называемая мертвая зона, – ответила Эльф на мое замечание вместо разговора о том, что волновало обоих. – Из-за разреженной атмосферы кислорода не хватает для дыхания, его концентрация падает до смертельных значений, тело начинает медленно умирать – клетка за клеткой, незаметно, но неотвратимо. На кислородное голодание организм отвечает усиленной выработкой гемоглобина. Кровь становится густой, увеличивается нагрузка на сердце, это приводит к инсульту. Или начинается отек легких, из-за которого люди задыхаются так, что от приступов кашля трескаются ребра. Ощущаются слабость, тошнота, начинаются головокружение и рвота, потом отекает мозг, отказывая человеку в возможности думать. Из-за «снежной слепоты» исчезает зрение. Возникает так называемый высокогорный психоз, когда человек теряет связь с реальностью. Начинаются галлюцинации, люди срывают с себя одежду, разговаривают с воображаемыми друзьями… Сейчас не видно, замело снегом, а в хорошую погоду склоны Эвереста усыпаны заледеневшими трупами и напоминают кладбище или поле битвы. Индуса Цеванга Палжора даже сделали ориентиром под названием «Зеленые ботинки», они торчат из снега на отметке восемь тысяч пятьсот метров. Кроме недостатка кислорода людей убивает мороз, сейчас за бортом около минус пятидесяти, из-за сумасшедшего ветра они ощущаются как сто. Если полностью отменить защиту…
У Эли была та же проблема, что у меня, ее тоже тянуло говорить многословно и совсем не о том, что волновало в первую очередь. Если словоизвержение не прекратить, мы никогда не подойдем к главной теме. Я переборол нервозность:
– Об Эвересте мне теперь известно достаточно, давай поговорим о тебе и обо мне.
– Ты правильно сказал – о тебе и обо мне. Это и есть главное. – Эля помолчала, собираясь с силами. – Не знаю, что ты чувствовал по отношению ко мне как к сокурснице, я расскажу о своих чувствах. – Она еще на пару секунд умолкла, слушая рев ветра. – Ты был единственный, кто жил по правилам и говорил правду в лицо, чего бы тебе ни стоило. Это нельзя было не оценить. Я выделила тебя из толпы, ты возвышался над ней, как Эверест над остальным миром. Не перебивай, – Эля вскинула руку, заметив, что я собираюсь что-то сказать, – это не признание в чувствах, они здесь вообще почти ни при чем, просто дальний фон, почти незаметный, который не играет никакой роли. Я решила, что после долгих поисков наконец-то встретила эталон – человека, у которого хватало воли поступать лучше, чем могла позволить себе я. А я, между прочим, тоже старалась, изо всех сил. У меня так не получалось. Ты стал моим тайным героем. Я даже – прости за признание, но между нами не должно остаться недоговоренностей – следила за тобой, чтобы как можно больше узнать о тебе, как о человеке.
– По-моему, это называется «влюбилась».
Тон получился жестким, мне хотелось как можно больнее уколоть Элю, разбившую мои надежды. Ведь получалось, что ни гены от биологического папаши, которого с некоторых пор я воображал королем эльфов или кем-то не менее значительным, ни мои личные знания и умения не имели значения, роль сыграла простая человеческая симпатия. То есть, сам я из себя ничего не представлял. Пустое место, каких миллиарды.
Из князи в грязи, перефразируя поговорку. Мою Избранность растерли в порошок, растоптали и развеяли по ветру.