Ольф. Книга вторая
Шрифт:
Не приду. Даже в желании удружить надо предупреждать, иначе вот такое случится. И на работу туда не приду, иначе живым не выйду. Пусть те люди, что хотели со мной о чем-то поговорить, строят планы без моего участия.
Визитка «за хозяина» отправилась в речные воды.
Что-то Челеста долго телится.
– У тебя все в порядке?
У нее все было в порядке. Тело висело на парапете, руки и ноги безвольно болтались. Челеста спала.
– Горе ты мое. А ну, поднимайся. Пойдем!
Слова были бесполезны. Подействовали только хлесткие пощечины, и то не до конца. Поднятый организм отказывался
– Простите…
Затолкав кучерявую головку под кран умывальника, я включил ледяную воду. Мужики, которые использовали в это время расположенные по соседству писсуары, понятливо кивали: дескать, молодо-зелено, пить не умеют, а берутся.
– Нон токками! Змэттила!*
*(Не трогай меня! Прекрати!)
Едва подопечный организм стал оказывать сопротивление, я потащил его обратно.
– Теперь твое дело дойти. Мы умотали далеко, до корабля несколько километров. Главное, продержись!
Не продержалась. Последние метры я нес безвольное тело, затем пришлось ждать, пока исчезнут любопытные и сердобольные прохожие. И вообще любые прохожие в пределах видимости, кто мог бы обратить внимание на наглый переход встречной парочки в другое измерение (или как бы они там это назвали) и поднять ненужный шум.
Наверное, корабль привел бы Челесту в порядок. Едва люк за нами затянулся, я уложил бедовое создание на кровать и задумчиво потеребил медальон. Потеребил-потеребил, да оттеребил в сторону, от греха подальше. Не тот случай.
– Но… Перке…* – пробормотала Челеста. – Бэво сопра ун долорэ… Анкора уна вольта… Мольти вэ нэ анно ке ворэбберо….
*(Нет… Почему… Утопить горе в вине… Еще раз… Многие хотели бы….)
Теперь она ворочалась, будто ее кололи со всех сторон. Платье, которым она так дорожила, собралось на талии. Я было отвернулся… А с какой стати? Если девушка надевает такое, то понимает, что в определенных условиях все окажется на виду. И если затем сама допускает эти условия…
Даже пот прошиб от сделанного вывода. Если догадка верна, то случившееся – прямой намек?
Стоп, и полный задний ход. Нужно ли искать скрытый смысл там, где все объясняется глупостью? Непредусмотрительность – синоним юности, сам таким был.
Кхм, а ведь и остаюсь таким же. Еще бы, такое творю, что ни в сказке сказать, ни…
Это даже не глупость, это мальчишеская борзота по отношению к мирозданию. А с другой стороны – чего оно, мироздание, от меня хочет? Чтобы покорно отдал корабль тем, кто распорядится им с большей отдачей для человечества? А где гарантии, что произойдет именно так, а не иначе, и что какой-нибудь слабодушный винтик системы не решит, что лично ему эта штука нужнее? И кто сказал, что хозяевам летающей тарелки захочется расхлебывать кашу, которая заварится, когда к делу подключатся силы на уровне государств? Может быть, эти истинные хозяева терпят меня, как я терпел бы не сильно доставучее насекомое – прихлопнуть можно всегда, просто лень. Ведь не жужжит над ухом и в суп не лезет…
То есть, когда начну делать что-то не то, меня прихлопнут. У вызывающего дрожь вывода было приятное следствие: получалось, что сейчас я делаю все как надо.
Но другой вывод – что я насекомое, которое временно терпят – нисколько не радовал.
Ох, что только не лезет в голову, когда ты не один, но одинок.
Стало больно смотреть на смятую красную тряпочку. За разглядывание не побьют, а за милую сердцу вещь – легко. Если не в прямом смысле, то в переносном – обидевшись насмерть. Да и вид у платья после того, как владелица пообнималась с парапетом, стал, прямо скажем, не блеск.
– Прости, Челеста, надо.
Снизу поддетое пальцами платье короткими рывками поползло вверх. Приходилось переваливать Челесту с боку на бок, иногда приподнимать. Она не просыпалась. Я и прежде видел напарницу обнаженной, но руками трогал впервые. Пульс взбесился. Еще не хватало потерять голову. Я сделал несколько вдохов-выдохов, переждал сердечную канонаду и продолжил дело. Платье снималось поэтапно и очень аккуратно – с такой осторожностью из бомбы вынимают запал. Бомб оказалось несколько, и через энный промежуток времени все оказались снаружи. Последними выскользнули плети рук, и красное счастье отправилось на полку. Неведомым способом там его вычистят и отутюжат, завтра будет не узнать.
С ощущением, будто в одиночку вагон разгрузил, я без сил рухнул около соседки. Естественно, лег лицом к ней – ну нельзя не смотреть, когда такая красота рядом. Мало того, сложно как не смотреть, так и не прикоснуться.
Я осторожно погладил пальцами бок Челесты. Только что спавшая, она дернулась, глаза остались закрытыми, но в тишину гневно выплеснулось:
– Пер ки ми ай?! Че сотто квалькоза. Ке фай кви?..*
*(За кого ты меня принимаешь? Здесь что-то нечисто. Что ты делаешь здесь?)
Кажется, ей что-то снится. Если снюсь я, то где-то в другом месте и не в нынешнем антураже.
Спящее чудо резко отвернулось, облив мне взор жидким азотом тыла. Меня пробрало до печенок, инстинкт всерьез вознамерился подраться с разумом. Разве можно заснуть в таких условиях?
Нужно. Будем считать овец, или кого там считают для засыпания. Раз, два, три… елочка гори. И вообще, гори все синим пламенем. Пламя, огонь, свет… Освещение, что ли, приглушить?
Раньше итальяночка не могла нормально спать без установления кромешной тьмы, а сейчас при свете дрыхла так, что разбудит только взрыв прямым попадаем осколка. И то не факт.
Я вылез из кровати и сел за рычаги. В открывшейся панораме утонула и исчезла позади Москва, внизу проносились леса, поля, дороги. Города. И довольно часто. Куда, собственно лечу? Так ведь домой. Для этого не нужно рулить, точка приземления за городом известна, можно включить автопилот.
Освободившееся сознание всколыхнулось: если завтра Челеста проснется в таком виде… Что подумает? Я бы на ее месте решил, что кое-кто воспользовался ситуацией. А если вспомнить, что сначала к ситуации привели мои же действия…