Ольга-чаровница и змиев сын
Шрифт:
— Я всегда рад видеть тебя, Повелитель, у себя в гостях, — учтиво проронил Горан.
— С каких пор ты лжешь? У людей научился? — фыркнул тот и тотчас сменил гнев на милость: — Не беспокойся, лежи, где лежишь, все необходимое я возьму себе сам.
Щелчок худых пальцев, и словно из ниоткуда появился кубок, наполненный чистейшим лунным светом.
— Я не лгу, — ответил Горан, — сердце мое по-прежнему открыто для тебя, однако, как видишь, беда пришла на порог и даже его переступила.
— Это ее испытание, —
Горан вздрогнул.
— И вовсе я не сговорился со своей птицей, — молвил Кощей.
— Я и не думал… — начал Горан.
Кощей лишь головой покачал.
— Очень сложно просто ждать, ничего не предпринимая, — сказал он. — Чем могущественнее, тем тяжелее. Я вот так и не сумел в сторону отойти, когда нужно было. И знаю, что не сумею, когда нужно будет.
— Влада все устраивает, — бросил Горан и скрипнул зубами.
— Сплетничаешь? — Кощей прищурился вроде бы и грозно, но затем легко и почти беззаботно рассмеялся. — Все же общение с людьми до добра не доводит.
«Кто бы говорил», — подумал Горан, видимо, слишком громко, только Кощей не рассердился, а лишь кивнул.
— И меня тоже, Горан. Меня тоже. Только ответь — не мне, а себе самому — как ты намерен делить с ней Вечность, если не в силах позволить ковать собственную судьбу?
— Спасать и оберегать. Разве не это проявления любви? — спросил тот.
Кощей пожал плечом.
— Это всего лишь пара отражений всеобъемлющего чувства, Горан: слишком мало, слишком просто. Да и разве надобны они твоей чаровнице сильнее гордости, самоуверенности, силы и всего того, что тебя так в ней привлекает? — заметил Кощей. — Любовь без уважения не нужна никому. Любовь без равенства рано или поздно будет отвергнута.
— Но у людей… — начал Горан и замолчал, повинуясь обращенному в его сторону знаку.
— Обычные люди могут позволить себе игры в ненастоящие чувства. Они ведь столь недолговечны. Среди них встречаются всякие. Способные жить с кем-то из одной лишь жалости или, проникаясь странной отвратительной симпатией к собственным истязателям, в том числе. Но среди таких никогда не рождаются сильные чаровники. Чаровники, срок жизни которых несоизмеримо больше и при желании может длиться и длиться сколь им угодно, другие. Посмотри на нее… Она — иная. Не от того ли сбежала из отчего терема, ухаживания дрянного князька отвергла, не пожелала жить так, как люди навязывали? И тебя она держала на расстоянии, боясь утерять свободу.
— Свобода… — прошептал Горан.
— Самое дорогое, чем обладает каждый. Чаровница это понимает, ты — нет. И потеплела к тебе лишь после правильного решения — твоего, Горан! Ты отпустил и позволил действовать так, как сочтет нужным. Она оценила. Так не разрушай достигнутого!
— Как сложно с людьми…
— Приятно и легко, когда их понимаешь, ценишь и доверяешь в ответ.
«А ты доверяешь?..» — и что с того, что когти ладонь пропороли? Пусть не спросил вслух, Кощей все равно услышал. Хмыкнул, но отвечать не стал.
— Мал еще такое у меня спрашивать.
Ну да и неудивительно, что не ответил.
Горан снова посмотрел на свою чаровницу. Ольга лежала недвижима — здесь и одновременно где-то еще. Совершенно непривычная. Ведь даже выказывая холодную чопорность и безразличие, она оставалась живой, горячей, деятельной и дерзкой. Под стать ему самому. От воспоминаний сжалось сердце.
— Ты можешь помочь?
Кощей покачал головой.
— Да ты птицу мою не слушал, как погляжу?
— Вовсе нет. Слушал, — проворчал Горан. — И понял, что со своим испытанием один не справлюсь.
Кощей встал резко, но уходить не стал, навис над Гораном, сталью в глазах рубанул наотмашь.
— Я никогда не помогаю просто так, ты же знаешь, — в глубоком мягком голосе появились мурчащие ноты. С котом Баюном недавно беседовал, от него, видать, нахватался.
— Я готов заплатить любую цену!
— Даже ту, которую полагаешь для себя наиболее важной? — хмыкнул Кощей и указал на Ольгу. — Она!
Сердце пропустило удар, а из груди вырвало весь воздух. Озвученное условие оглушило.
— Но ее душа мне не принадлежит!.. — прошипел Горан, поскольку голос изменил ему. — Ты можешь забрать мою жизнь, долг, любовь, но я не могу распоряжаться ею.
Кощей ударил раскрытой ладонью по воздуху, за неимением притолоки или столешницы не иначе. По лицу Горана, видать, побрезговал. Жест показался каким-то абсолютно человеческим.
— Даже те, кого я считаю лучшими, иной раз такие идиоты, — простонал он. — Неужели я зря распинался о свободе все это время?.. Ну! Последний ум потерял?
— Это Ворон тебя с полуслова понимает, я — нет, — проговорил Горан.
— С полумысли — вернее, — огрызнулся Кощей, — ну…
— Ты сейчас… меня спытывал? — До Горана, кажется, понемногу начал доходить его первоначальный замысел, и он даже сумел вдохнуть свободнее. — Думал, за помощь соглашусь Ольгой расплатиться?
«Хорошо, что хоть не согласился», — с запоздалым ужасом подумал Горан.
— Проклял бы, не задумавшись, — ответил Кощей на его мысль. — Беспросветная тупость хуже ошибки. Пусть и свершенной. Ты же остановился у пропасти. Знаешь, почему братец твой… — Горан замер, весь обратившись в слух, но Кощей решил не радовать его произнесением истинного имени инеистого порождения Грезы, — умыкнул чаровницу? Он ведь не глуп настолько, чтобы не понимать, чем обернется?