Ольга, королева руссов

Васильев Борис Львович

– Запомнил, отец.

– Слово в слово передай Малу. Постарайся стать его любимцем. Живи в Искоростени, пока я не разрешу вернуться в Киев. Ты все понял, Мстиша?

– Я все понял, отец.

– Скачи. И поспешай.

Воевода подождал, пока Мстислав не исчез в лесу, и медленно тронул коня. До Киева оставалось совсем немного, и он думал, где и, главное, как ему лучше всего встретиться с Берсенем. Об этой встрече непременно доложат великому князю, начнутся вопросы и уточнения, и… И уже въезжая в Киев, воевода сообразил вдруг, что мудрствует он понапрасну:

Берсень был родным братом Всеславы, жены Свенельда, а потому его появление в усадьбе воеводы было вполне естественным даже для неестественно подозрительного князя Игоря.

Всеслава несказанно обрадовалась прибытию самых дорогих и любимых, но, увы, нечастых гостей. Тотчас же послала челядь накрывать стол в трапезной, сияла улыбкой на заметно пополневшем лице и все время махала руками. Она всегда была искренна и безгрешна в выражении собственных чувств, гости отлично знали об этой ее слабости, но сегодня Свенельда она почему-то раздражала.

– Ой, любезные мои! Ой, дорогие вы мои!

– Нам с Берсенем надо поговорить, – сухо заметил воевода.

– Потрапезуем, и поговорите. И ты с дороги, мой Свенди, да и брата вижу редко.

– Служба, сестра, – улыбнулся Берсень.

2

Трапеза была обильной, но мужчины знали, ради чего они встретились, и поэтому пили фряжское вино, сказав Всеславе, чтобы убрала подальше хмельные медовые перевары. Разговор шел о детях, семьях, здоровье. Оба избегали говорить об ином не только потому, что Всеславе нравилась сложившаяся беседа, но главным образом потому, что свои мысли оба предпочитали высказывать наедине. И как только приличие позволило поблагодарить хозяйку, тут же удалились в личные покои Свенельда.

– Как твой глаз? – спросил Свенельд, размышляя, как удобнее начать разговор.

– Которого нет? – усмехнулся Берсень.

Два года назад он выезжал с дружиной великого князя навстречу новой кочевой орде, прорвавшейся сквозь заслоны хазар в Дикую Степь. Кочевники называли себя печенегами. Игорь по совету Берсеня решил начать с переговоров, прежде чем хвататься за мечи. Печенеги от встречи не отказались, и великий князь выслал на переговоры Берсеня. Однако какой-то шальной степняк, то ли не разобравшись, то ли из несогласия, встретил посла стрелой на подъезде. Стрела угодила Берсеню в глаз, но переговоры все же состоялись, и Игорю удалось спровадить кочевников к Дунаю, чтобы вдосталь погарцевали перед болгарской и византийской пограничными заставами.

Свенельд коротко поведал побратиму свои опасения.

– То, что ты послал к древлянам Мстишу, неплохо, – задумчиво сказал Берсень, внимательно выслушав воеводу. – Но одного этого может и не хватить. Великий князь в их глазах куда больше важит, чем мой племяш. Теперь и славяне взвешивать умеют, научили вы, русы, их взвешивать.

– Какой я рус, – усмехнулся Свенельд. – Мать – славянка, отца не помню.

– Для славян ты – всегда рус, – вздохнул Берсень. – Как любой начальник из Киева.

– Советуй. За тем и приехал.

– Мстиша – это неплохо,

очень неплохо, – вслух рассуждал великокняжеский думец. – Только… Надо искать прямой ход к князю Малу, Свенди. Мал умен, расчетлив, хитер, но ради пользы племени своего древлянского всегда готов шагнуть навстречу. У тебя есть такая «польза», которая может соблазнить князя Мала?

– Надо подумать.

– Вот и думай. И пусть эта дума станет главной для тебя. А то и впрямь угодишь на Гремячий брод меж двух сторон.

– Я собираю полюдье на древлянах, – задумчиво сказал воевода. – Его пожаловал мне Игорь. Правда, мне сначала пришлось разгромить древлян.

– Разгромы забываются, Свенди, – усмехнулся Берсень. – А полюдье не забывается никогда, потому что твоя дружина каждую осень напоминает им об этом.

– Но я не могу отказаться от полюдья, жалованного мне великим князем.

– Но ты можешь уменьшить его, воевода. Примучь еще кого-нибудь из славян. Кажется, уличи до сих пор все еще балуют по своей воле. Думай, Свенди, думай. И больше всего думай о том, как упреждать каждый Игорев шаг. Ведь за ним – должок твоему роду, внук Трувора Белоголового.

– И сын Сигурда, ослепшего в порубе, – тихо добавил Свенельд и вздохнул. – Дума твоя хороша, шурин мой дорогой, только как же я мимо Игоревых соглядатаев к древлянскому князю попаду?

– Отправить Игоря на войну, – подумав, сказал Берсень. – Небольшую, легкую. Такую, чтобы ему помощь твоей дружины не понадобилась и чтобы слава одному великому князю досталась. Значит, придется примучитъ кого-либо из славян. Они сейчас ослаблены, с любым племенем одна княжеская дружина справится. Кроме, пожалуй, яростных вятичей.

– Славяне безропотно платят дань и отдают полюдье. Игорь доволен славянской тишиной, Берсень. И воевать не пойдет, не за что ему их примучивать.

– А вот это, Свенди, уже моя забота. Ты не успеешь покончить с уличами, как Игорю придется собираться в поход на радимичей. И он повернется к тебе спиной, за которой ты и встретишься с древлянским князем.

– Уличи – это неплохо, совсем неплохо, – задумчиво проговорил Свенельд. – Только если я пойду на них, то подставлю спину тем самым печенегам, которых ты уговорил идти к Дунаю ценою собственного глаза.

– У меня был хороший толмач, родом из торков. Обычаи у них схожие, и он дал мне дельный совет.

– Что же за совет?

– Сказать их хану, что я изломал стрелу, когда вынимал ее из глазницы. А я ее сохранил, и ты ее передашь хану вместе с поклоном от меня. И если я правильно понял своего толмача, тебе не придется более опасаться за свою спину.

– Почему?

– На ней – три зеленые полосы, метка младшего из ханских сыновей. Возвращение ее означает не столько отказ от кровной мести, сколько передачу права этой мести в руки самого хана. А это важно, потому что хан стареет и, что естественно, старается держать в своих руках все стрелы своих же родичей. Непременно навести его, Свенди. Раньше, чем пересечешь границу земли уличей. И подари хану меч.