Ольховая аллея. Повесть о Кларе Цеткин
Шрифт:
Известия из России вдохновили «непоколебимых» — так звали в народе спартаковцев.
Власти вынуждены были освободить из тюрьмы Карла Либкнехта и Розу Люксембург.
Третьего ноября 1918 года матросы Киля подняли флаг восстания. Это было началом германской революции: недолгой, преданной соглашателями и утопленной в крови лучших людей страны.
В эти дни Клара, тяжело больная, лежала в своем доме под Штутгартом. Она смогла еще подписать обращение спартаковцев к пролетариям мира, порадоваться вестям от Розы из Берлина.
Но болезнь осложнялась: редкие просветы были заполнены тревогой за друзей. Сведения о наступлении реакции доходили до Силленбуха, где лежала больная Клара. Только Эмма Тагер была с ней.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Глава 1
Тем господам, которые сидели здесь, в ставке Тренера в Далеме, все уже было ясно. Кончилось время разговоров, и они их прекратили. Пришло время действовать, и они действовали. Военное совещание в Далеме было военным совещанием. Несмотря на то, что блеск мундиров оттенялся черными сюртуками и визитками. Эти штатские господа были столь же верными режиму, как и военные. Да, их присутствие здесь, в Далеме, было закономерно. И более того, именно оно подчеркивало особенность момента. Момента, решающего судьбу Германии.
Поэтому увешанные орденами генералы, с трудом приводя в движение шеи, стянутые твердыми расшитыми воротниками, прислушивались к лаконичным препозициям господ в штатском: к голосу прославленной немецкой индустрии. Голосу магнатов, руководителей концернов, головки германских промышленников, держащих в руках ключ военного потенциала страны. Людей дела, подобных, скажем, Уве Нойфигу, который, хоть ушел в отставку всего-навсего полковником, но делает на своих заводах намного больше для отечества, чем если бы он командовал армией. Не хватая звезд с неба на поприще чисто военном, он проявил себя как деятель военной индустрии и достоин сидеть здесь, в ставке, на узком совещании, где цвет государства решает вопрос «Быть или не быть». Быть или не быть великой Германии с ее правом (и перспективой!) на мировое владычество. И пусть даже не с кайзером на вершине, но с достойными правителями, ведущими страну именно туда, куда она уже устремилась, — к этому самому владычеству.
И если для того, чтобы покончить с хаосом революции и поднять на пьедестал сильную власть, нужно смешать «чистых с нечистыми», а социал-демократические лидеры, действительно, могут сыграть роль троянского коня, да будет так!
Собственно, этот процесс, процесс «приживления» к буковому дереву, символу крепкой Германии, — беспокойной, но удивительно живучей поросли социал-демократизма, начался уже давно.
Есть великий смысл в том, что социал-демократ Носке, военный министр, присутствующий здесь, назначен главнокомандующим войсками, выступающими на штурм столицы, объятой революционным хаосом. Разгром мятежа руками социал-демократических главарей — этот удачный ход можно считать даже не столь тактическим, сколь стратегическим ходом, поскольку именно он призван решить не только исход данного боя, но и — всей кампании. И потому Носке, который выглядел бы нелепо в качестве полководца в обыкновенной войне, в этой — вполне на месте!
Интересно все-таки, что сам этот господин чувствует себя вполне в своей тарелке и ненавидит вчерашних соратников лютой ненавистью. Вот эта ненависть и должна быть солидным вкладом в дело подавления смуты!
Слова Носке, сказанные им при назначении его на пост главнокомандующего, уже передаются из уст в уста словно бог весть какая мудрая сентенция. Такую фразу никогда бы не пустил гулять по свету настоящий полководец. Только Носке может сам себя назвать «кровавой собакой», этот Наполеон от социал-демократии, этот «социалистический Тьер»! Но вполне возможно, что эти слова войдут в историю вместе с самим Носке. Сколь он ни ничтожен сам по себе, но успешное подавление мятежа возвысит его имя.
Так думали одни из генералов, ворочая толстыми шеями в расшитых воротниках.
Другие заходили в своих мыслях несколько дальше:
— Что такое разведка? Посланец в стан врага. Войсковой разведчик идет с оружием и в форме своей армии, агентурный — принимает чужую личину, оружия не применяет, вживается в неприятельский лагерь. Естественно, что в этом качестве наиболее желателен человек, которому и вживаться не надо, он сам — из этого лагеря. Но работает на другую сторону. Кто сказал, что в войне общественных формаций — они их называют «классами» — не действуют законы обычной войны?! Прекрасно действуют. И эти Носке, они десятилетиями играли роль лазутчиков. И тем ценны. А теперь, когда пришел час выступить без забрала, Носке не оплошал. И молодец.
Что ж, эпоха вносит свои новации. Одна из них — этот самый «слоеный пирог», в котором добротная немецкая сдоба переложена тонким слоем социал-демократического повидла.
Генерал Тренер больше, чем другие, импонировал Уве Нойфигу. Тренер не тратит лишних слов, особенно когда речь идет о красных:
— Топить, томить, пока слепые! Вырастут — перегрызут нам горло!
Остальных собравшихся здесь Уве Нойфиг глубоко презирал.
Если бы не мягкотелость этих старых вояк — «Спартак» существовал бы лишь в мечтаниях красных! К тому же они слишком доверяют старой лисе Эберту: лиса предала своих, предаст и нас.
Нойфиг знал, что Тренер заручился согласием Эберта на ввод в Берлин верных кайзеру войск. Естественно, что рейхсканцлер дал такое согласие: у него самого поджилки трясутся, — вчерашние друзья не простят ему измены… И действительно, рейхсканцлеровское кресло — тоже не пустяк! Но было, противно сознавать, что типы, подобные Эберту, в какой-то мере твои хозяева. Уве Нойфиг готов был жизнь отдать за кайзера, за Германию. Но причем тут Эберт?
«Топите, пока слепые!» — в этом генерал прав. Уве кожей чувствовал опасность фанатиков, присвоивших себе имя Спартака, наверное, потому, что оно симпатично каждому еще со школьной скамьи. Они имеют подход к массам — этого от них не отнимешь!
Так размышлял Уве, чтобы скоротать время, пока генералы бубнят насчет «национального долга» и прочего. Все давно известно. Известно, что от них, промышленников, нужны деньги, без денег в наше время и щенка не утопишь. Но за наши деньги мы хотим покоя. Кто обеспечит нам этот покой и возможность расширять наши предприятия? Давать людям работу, а родине — опору и защиту? Да, защиту! В буквальном смысле слова. Сегодня алюминиевая посуда, завтра — оболочки для бомб!
В то утро Уве Нойфиг был разбужен шумом, доносившимся со стороны шоссе. Со сна ему показалось, что он снова на маневрах и слышит слитный шаг полка на марше, сливающийся с топотом коней артиллерийского дивизиона.
Он накинул халат и с биноклем в руках поднялся в мезонин. Отсюда шоссе было видно как на ладони. Во всю ширину его развернутым строем двигались войска. Видно было, что это последнее перестроение перед вступлением в столицу.
Расчехленные кайзеровские знамена реяли над колоннами. Заговорил барабан. Под его дробь в одну линию вытягивались ноги марширующих как на параде солдат.
Черт возьми! Это внушительное зрелище! Старая калоша кайзер может сидеть себе в Голландии, выращивать тюльпаны! Но он оставил им, новым силам отечества, неплохое наследство! Армия, вот на кого надо опереться! Разумеется, в сочетании с фалангами «добровольцев», с этими отчаянными головорезами, не обременными предрассудками парламентской эпохи.