Олигарх
Шрифт:
– Дамская комната находится слева. Переоденься и приступай к своим обязанностям.
Я медленно подняла на него глаза.
– Мой папа действительно болен, или вы решили меня разыграть?
– Для чего мне разыгрывать тебя? – оскорблено передернул мощными плечами Тихонов. – Можешь сама у него спросить сегодня вечером. А сейчас переоденься и принеси, мне, наконец, кофе.
Несколько мгновений я раздумывала. Потом все же взяла пакет и быстро вышла из приемной.
«Может, уйти?.. – шумели мысли в моей голове. – Пока
Но папа! Я так не ожидала подвоха с этой стороны, что была окончательно раздавлена. Химиотерапия означала одно – дело плохо. Мог ли он скрывать от меня и бабушки свою болезнь?
«Да кого я обманываю? Конечно, мог», – застегивая пуговицы на нежной шелковой блузке цвета «капучино», размышляла я.
Взгляд упал на ценник, и я вздрогнула: блузка стоила почти целую зарплату на предприятии по пошиву постельного белья.
Если папа болен, где мы возьмем деньги на лечение? Я слышала, что лечение рака стоит очень дорого. И нет гарантии, что болезнь будет побеждена.
Будто во сне, я вернулась в приемную. Включила кофемашину, сделала кофе точно так, как меня научила сердобольная Павловна, поставила чашку на серебряный поднос и робко постучала в дверь личного кабинета Тихонова.
– Наконец-то! – раздался из-за двери его резкий голос, от которого у меня снова неприятно заныли виски.
Я открыла дверь и робко вошла.
– Отлично выглядишь, – оторвавшись от экрана компьютера, одними уголками губ улыбнулся мне Тихонов. И пронзил взглядом, в котором отразилось что-то… что-то едва уловимое, но очень личное. – Подпиши трудовой договор, Вика. И приступай к работе. Вашу семью ждут очень серьезные испытания. Деньги пригодятся.
Я поставила рядом с ним чашку кофе и вдруг замерла. Вика? Он назвал меня другим именем?
– Меня зовут Ксения, – поправила его я.
– А я как сказал?
– Вика.
– Прости, нечаянно оговорился, – улыбнулся он, но в глазах мелькнула едва заметная горечь. – Вот бумаги, подпиши договор.
Я взяла у него ручку и опасливо посмотрела на прыгающие перед глазами буквы. Мне не нравилось это «ты». Оно было слишком…слишком личным для первого знакомства.
– Почему я? – против воли вырвался из груди вопрос.
Тихонов окинул меня задумчивым взглядом.
– Скажем, я редко меняю сотрудников. Маша ушла, и мне нужна достойная помощница. Ты идеально подходишь по всем требованиям.
– Неужели среди такого большого количества желающих не нашлось еще одной подходящей кандидатуры?
– Нет. Ни одной.
Я вздохнула и быстро подписала договор.
– Ну, вот, другое дело, – Тихонов довольно откинулся в кресле. – Можешь идти, Ксения. Сделай себе кофе и немного отдохни. Слишком напряженное утро у нас выдалось. В полдень приедет Маша. Принимай у нее потихоньку дела.
– Ладно.
Я кивнула и вышла из его кабинета.
В голове шумело. В висках пульсировала такая боль, что темнело в глазах. Папа болен, а я узнаю об этом от странного олигарха, который вцепился в меня мертвой хваткой, потому что ему нужна новая Маша. Только если ему нужна Маша, почему он назвал меня Викой? И про папу сказал… К горлу подкатил комок. Рак не лечится. А что, если…если папа умрет?
Эта мысль окончательно выбила меня из колеи. Внутри все обмерло от страха. Схватив в руки свой айфон, я принялась набирать номер отца. Потом вспомнила, что в десять часов утра у него пара. Он не берет трубку, когда читает лекции в академии.
Позвонила бабушка. Сама. Видимо, почувствовала мою нервозность.
– Ксюша, ну, как первый эфир? Знаешь, у меня сердце не на месте. Все кажется, может, не нужна тебе эта работа на телевидении?
– У меня теперь другая работа, ба. Нет никакого телевидения.
– Какая такая другая работа? – насторожилась она.
– Не очень обременяющая, но щедро оплачиваемая. Иру помнишь?
– Эту вертихвостку? Конечно, помню! Девушка-беда, а не подруга! Того и гляди, вляпаешься с ней в очередную нехорошую историю!
Ух, как бабуля права… но ничего не поделаешь, договор на год я уже подписала.
– Ира позвала меня в свою компанию.
– К этим ювелирщикам, что ли? Да там одни бандиты работают, Ксюша! Что тебе делать среди них?
– У них хотя бы зарплаты платят, – вздохнула я.
– И кем ты туда устроилась?
– Финансовым аналитиком, – солгала, даже не моргнув. «Анализировать чашки кофе по утрам», – тут же добавила про себя с ядовитым сарказмом.
– Ого… И, что, тебя взяли? Без опыта работы? – дотошно допытывала меня бабуля.
– Да. На испытательный срок. Как сказал их генеральный, красные дипломы на дороге не валяются.
– Не нравится мне все это, Ксюша.
А как мне не нравится, бабуленька… если бы ты знала!
– Ба… скажи, с папой все в порядке? – желая как можно быстрее перевести тему в безопасное русло, спросила я.
– А что не в порядке?
– Нам тут из поликлиники звонили…на домашний телефон… – снова придумала ерунду я.
– И… что?
– Скажи, ты знаешь, что у него не все в порядке?
– Значит, сказали тебе, сволочи… – тихо проговорила она. – Какого черта, спрашивается!
Внутри что-то оборвалось и гулко ухнуло вниз. Значит, правда все про папу.
– У него рак, да? – едва слышно прошептала я.
– Рак, Ксюшенька… и опухоль неоперабельная. Врачи сказали, нельзя ничего сделать. Слишком поздно мы спохватились. Она в таком месте, что кровотечение потом не остановишь.
– И что же…теперь делать?
– Ничего. Жить дальше, пока возможно.
Я уронила телефон себе на колени и закрыла лицо руками. Все внутри сжалось, скомкалось в один жуткий комок, и теперь уже не было никакой возможности разжать себя обратно.