Олимп
Шрифт:
Менелай ухмыляется. Потом поднимает клинок и тычет им прямо в живот противника, так что сквозь ткань выступает кровь.
– А если откажешься, будешь убит на месте, свиная ты задница. И я очень медленно выпущу твои кишки наружу.
Елена опускает на плечо Хокенберри свободную ладонь.
– Друг мой, посмотри туда, за городскую стену. Чувствуешь, как разгорелась битва? Этой ночью все олимпийцы увлечены кровопролитием. Видишь ли ты, как Афина вместе с воинством фурий пятится прочь? Как могучий Аполлон летает на своей колеснице, сея
Слабый на вид мужчина, закусив губу, озирает поле сражения. Военная удача явно сопутствует защитникам Трои. Все больше солдат устремляются наружу через проходы для вылазок и особые двери у Скейских ворот; Ада замечает Гектора, который наконец-то вышел на бой во главе отборных воинов.
– Ладно, – говорит Хокенберри. – Но я перенесу вас поодиночке.
– Еще чего, тащи обоих сразу! – заводится Менелай.
Схолиаст опять качает головой.
– Не могу. Сам не знаю почему, медальон позволяет мне телепортировать лишь одного человека. Раз уж ты помнишь меня с Ахиллесом и Гектором, значит, помнишь и то, что я переносил их поочередно, возвращаясь через несколько секунд.
– Истинная правда, муж мой, – подтверждает Елена. – Своими глазами видела.
– Тогда сначала отправь ее, – приказывает Атрид. – На берег, в ставку Агамемнона, туда, где ждут на песке наши черные корабли.
Снизу доносятся выкрики, и все трое отступают от края порушенной площадки.
Красавица смеется:
– Супруг мой, возлюбленный Менелай, я не могу быть первой. На кого из женщин аргивяне и ахейцы затаили больше всего злобы? Даже за те короткие мгновения, пока мой друг Хок-эн-беа-уиии не вернется вместе с тобой, верные стражники царя или прочие греки успеют признать во мне презренную ненавистную собаку, виновницу бед, и пронзят мое тело дюжинами копий. Ты должен перенестись туда прежде, ведь ты – моя единственная защита.
Хмуро кивнув, рыжеволосый грек берет схолиаста за горло.
– Давай используй свой медальон… сейчас же!
Прежде чем поднять руку, Хокенберри спрашивает:
– Ты отпустишь меня, как только я это сделаю? Оставишь в живых?
– Ну конечно! – рычит сын Атрея, но даже Ада замечает искру в зловещем взоре, который он бросает на Елену.
– Даю слово, что мой супруг Менелай не причинит тебе вреда, – молвит красавица. – А теперь – торопись. Кажется, я слышу чьи-то шаги на лестнице.
Зажмурившись, ученый хватает золотой медальон, поворачивает что-то на его поверхности, и вот уже мужчины исчезают, а в воздухе раздается тихий хлопок.
С минуту Ада ждет на полуразрушенной площадке вместе с Еленой Троянской. Налетевший ветер свистит и завывает в щелях между камнями, доносит с равнины, залитой огнями, отчаянные вопли отходящих греков и наступающих троянцев. В городе царит ликование.
Внезапно появляется Хокенберри.
– Ты оказалась права, меня никто не преследовал, – произносит он и берет
Мужчина тянется к медальону, однако снова медлит.
– Уверена, что Менелай не прикончит меня, когда ты будешь на месте, Елена?
– Он тебя не тронет, – почти рассеянно откликается дочь Зевса, прислушиваясь к мнимым шагам на лестнице.
Ада слышит лишь ветер и далекие выкрики.
– Погоди секунду, Хок-эн-беа-уиии, – говорит красавица. – Должна сказать, что ты был хорошим любовником… и добрым другом. Знаешь, я тебя обожаю.
– И я тебя… – мужчина сглатывает, – обожаю… Елена.
Женщина с черными как смоль волосами улыбается.
– Я не отправлюсь к Менелаю, Хок-эн-беа-уиии. Я его ненавижу. И очень боюсь. Никогда больше не покорюсь такому, как он.
Схолиаст удивленно моргает и смотрит вслед удаляющимся ахейцам. Теперь они перестраивают ряды за линией собственных укреплений в двух милях от города, у бесконечных ставок и костров, там, где сохнут на песке неисчислимые черные корабли.
– Он тебя убьет, если сможет ворваться в город, – хрипло произносит ученый.
– Верно.
– Хочешь, я квитирую тебя куда-нибудь подальше отсюда? В безопасное место?
– А это правда, мой милый Хок-эн-беа-уиии, что мир обезлюдел? И что великие города пусты? Родная Спарта? Каменистые пашни и пастбища? Одиссеев остров Итака? Персидские крепости?
Мужчина кусает нижнюю губу, потом наконец отвечает:
– Да. Это правда.
– Тогда куда же мне деться, Хок-эн-беа-уиии? Может, на гору Олимп? Так ведь небесная Дырка пропала, и олимпийцы посходили с ума.
Схолиаст разводит руками.
– Значит, нам остается надеяться, что Гектор и его легионы не допустят в город врага, Елена… милая. Клянусь, как бы все ни обернулось, я никогда не скажу Менелаю, что ты сама решила остаться.
– Знаю, – кивает красавица.
Из широкого рукава ее платья в ладонь выскальзывает кинжал. Короткий взмах рукой – и короткий, но очень острый клинок вонзается Хокенберри под ребра до самой рукоятки. Елена поворачивает лезвие, чтобы отыскать сердце.
Мужчина разевает рот в беззвучном крике, хрипит, хватается за обагренный живот и падает словно подкошенный.
Но перед этим красавица успевает выдернуть кинжал.
– Прощай, Хок-эн-беа-уиии.
Она торопливо спускается по ступеням, почти не шурша сандалиями по камню.
Ада сочувственно смотрит на истекающего кровью мужчину. Если бы можно было ему помочь! Однако она – только зрительница, невидимая и не способная вмешаться. Повинуясь неожиданному порыву, хозяйка Ардис-холла прикасается к туринской пелене, нащупывает вшитую микросхему и, припомнив, как Харман общался с соньером, представляет себе три синих квадрата в красных окружностях.