Олимпиец
Шрифт:
Просмотрев открытие карнавала, Роберт напился, а потом, пьяный, принялся звонить в министерство обороны и требовать связи с генералом Фредерико, повторяя через каждое слово: «Он мне должен заплатить». За что именно должен заплатить Фредерико, Роберт объяснять не стал.
Так и не получив связи с главнокомандующим, Роберт свалился под стол и заснул. А проснувшись утром, увидел, что голопроектор работает и карнавал продолжается. А в сущности, почему праздник должен остановиться? Потому что ветерану войны Роберту Дэвису очень плохо? Потому что он ненавидит весь мир и генерала Фредерико
Но ничего, они за все ответят, когда явятся чужие. И прежде всего за беспечность, за то, что не прислушались к словам десантника Роберта Л. Дэвиса, не уничтожили планету Фатум к чертовой матери, как советовал им ветеран.
Глядя на карнавальное буйство фантазии и красок, Роберт провел перед голопроектором весь день, медленно погружаясь в состояние транса.
Вечером он поднялся с дивана, накинул поверх белья длинный, до пят, балахон вишневого цвета, накрыл голову капюшоном, сунул ноги в удобные сандалии, ключ от двери повесил на витой шнурок от завязки капюшона и покинул свое убежище. Он выходил на улицу только по вечерам.
Его лицо, исполосованное шрамами, плохо зажившими, безобразно-алыми, выглядело ужасней и причудливей любой маски. Дело в том, что Роберт входил в шесть процентов населения, кому не помогает регенерация. Восстановленная кожа и мышцы тут же начинали организмом отторгаться. Пришлось пользоваться старыми методами – пересаживать кожу, выращивать искусственные органы – десятки операций, постоянная угроза отторжения и каждодневные уколы давно превратили бывшего десантника в инвалида. Больше всего он ненавидел свое обезображенное лицо – почему-то на лбу и щеках кожа не приживалась, и шрамы навсегда обезобразили когда-то в общем-то симпатичную физиономию. Именно поэтому Роберт боялся покидать свою квартирку: в мире, где так ценится красота, где все женщины привлекательны и изящны, а мужчины – брутально-мужественны, он казался нелепой пародией на человека.
Людской поток медленно катился вдоль тротуара. Все двигались в центр – туда, где в очередной раз бушевал карнавал. Встречные улыбались друг другу. Но Роберт не мог улыбаться в ответ. Он уже больше двадцати лет не улыбался. Его мрачный вид и уродливое лицо вызывали недоумение, кто-то в растерянности оглядывался, темноволосая женщина тронула Роберта за балахон и приглашающе улыбнулась. В ответ Роберт натянул капюшон как можно ниже. Он пошел быстрее, стараясь держаться ближе к стене. Надо было всего лишь обойти дом и свернуть за угол. Там в таверне «Старый десантник» его всегда ждут.
– Неужели в самом деле чужие? – спросил рядом голос.
Роберт вздрогнул и остановился. Судя по всему, вопрос задала девушка с выкрашенными в голубой цвет волосами. Парень, к которому она обращалась, смотрел куда-то наверх. Роберт тоже задрал голову. Но увидел только несколько огромных рекламных голограмм.
– Нет-нет, – сказала девушка, заметив, что Роберт рассматривает небо. – Отсюда не увидишь. Они где-то возле разрушенной боевой станции «Тразея Пет». Их пасут анималы. Во всяком случае, так объявили в новостях.
– Это не чужие, это останки наших кораблей, – сказал парень.
– Чушь собачья! Как они могли попасть в наш сектор, а? Выпали
Роберт нащупал стену дома и привалился к ней спиной. А ведь он предупреждал. Сколько раз он говорил! Сколько твердил! Но его никто не слышал.
– Вам нехорошо? – спросила девушка, в то время как ее спутник продолжал таращиться в небо.
– Нет, все в порядке. Просто я долго болел. А теперь вышел прогуляться. Ноги не держат.
– У вас отличная маска! Просто ужас какая страшная! Я обожаю такие, – поведала девушка. – Не терплю этих слащавых бабочек-козочек.
Ну конечно же! Сейчас карнавал! Как же он сам не додумался! Невольно бывший десантник расправил плечи. Пусть считают его лицо жуткой маской.
– Куда вы идете? – продолжала щебетать девушка.
– В таверну «Старый десантник».
– Давайте я вас доведу. Если вы на голосовании дадите мне высший балл.
– Каком голосовании?
– На карнавальном шествии. Хочу танцевать соло. Я – Илио! Прилеплю свою голограмму вам вот сюда. – Она коснулась пальчиком его груди. – Вы не против?
– Но вы же одеты. Как я могу оценить…
– Это ерунда! – Илио повернула пряжку на пояске, в тот же миг вся одежда сделалась прозрачной. Вся, кроме упомянутого пояска. – Ну как? Проголосуете?
– Непременно.
– Отлично! У меня еще один голос! – Она наградила Роберта поцелуем. – Идемте, я отправлю вас прямиком в пасть нашему разъяренному «Десантнику».
Идти было всего несколько шагов. Роберт и сам удивился – почему он не смог сделать эти несколько шагов, а стоял и пугливо озирался по сторонам, беспомощно нащупывая пальцами стену. Теперь, когда Илио ввела его в уютное помещение с чистенькими столиками и огромной голограммной панорамой киношного сражения космических кораблей, он лишь недоуменно затряс головой, досадуя на себя за нелепую робость.
– Помните, вы обещали мне голос! – прощебетала на прощание Илио.
Посетителей в таверне было немного, возле стойки расположилась какая-то парочка, да в углу спал изрядно набравшийся посетитель. Девушка с парнем были завсегдатаями таверны, они кивнули Роберту, когда он вошел, и вернулись к своей выпивке. Бармен налил ветерану первый стакан, как всегда, бесплатно. Вслед за Робертом в таверну вошел незнакомец – невысокий, похожий на подростка человек, изящный и тонкий, в песочного цвета костюме и алой рубашке. На согнутой руке он нес черную мантию, подбитую натуральным мехом. Такие мантии полагались только членам Совета Пятисот. Однако подобные господа никогда не заглядывали в эту скромную таверну.
– Антонио Брунелли, – представился вошедший. – Рад, что вы откликнулись на мою просьбу, Роберт! – Брунелли протянул десантнику узкую ладонь.
Рядом с Робертом он казался учеником шестого или седьмого класса.
– Какая, к черту, просьба? Вы о чем?
– Встретиться здесь, в этой таверне. Или вы забыли?
Роберт в растерянности потер лоб. Может быть, в самом деле был вызов по комбраслету, а он забыл? Странно… странно, что ему кто-то звонил. И странно, что он забыл об этом.
– Вы точно член Совета Пятисот? – зачем-то спросил Роберт.