Олимпия Клевская
Шрифт:
— Он будет счастлив видеть вас, хотя не предупрежден о вашем визите.
— Вы меня очень обяжете, мой милый Баржак, если проведете меня к нему одного.
— Извольте обождать минуту, — отвечал камердинер. — У нас нынче утром толпа, накопилось всяких дел за прошедшую неделю. Целая куча этих противных испанских дел, вы ведь о них слышали?
— Да, — сказал Ришелье, — его католическое величество не желает понимать никаких резонов.
— Ах! — вздохнул Баржак. — Надо сознаться, мы его жестоко уязвили, отослав инфанту домой.
— Вы правы, это была бы несмываемая обида.
— Но только для королевы Испании, потому что король…
— О да, его католическое величество Филипп Пятый не злопамятен, у него и разума-то для этого почти не осталось; однако, Баржак, дорогой мой, скажите, долго ли господин кардинал заставит себя ждать?
Баржак, камердинер, чья маленькая власть не могла дать ему достаточной уверенности, чтобы устоять против манер настоящего вельможи, всегда покорявших его, и теперь был очарован этой мимолетной небрежной фамильярностью герцога: не медля более ни мгновения, Баржак отправился к кардиналу, чтобы доложить о прибытии герцога.
Герцога тотчас провели в покои.
При появлении Ришелье сидевший возле Флёри старец с суровыми чертами и величественной осанкой встал, важно откланялся и тут же вышел, не оставив, однако же, без внимания чрезвычайно чопорный и исполненный значительности поклон, который отвесил ему посол.
Старец этот был вторым носителем власти после г-на де Флёри или, точнее, возле него.
То был отец Поле, его духовник, свирепый гонитель янсенистов, которому, разумеется, недоставало только Людовика XIV и подходящего случая, чтобы очистить землю Франции от ереси таких господ, как Арно и Николь.
Герцог остался с глазу на глаз с епископом.
LVII. ГОСПОДИН ДЕ ФРЕЖЮС, ВОСПИТАТЕЛЬ КОРОЛЯ ЛЮДОВИКА XV
Кардинал был стар, но еще крепок. К его вкрадчивой приветливости прибавлялось нечто вроде жреческого красноречия, в иные моменты и в некоторых делах придававшего его речам торжественность, которой ему в самых важных обстоятельствах не хватило бы, не будь у него этого таланта.
У него был спокойный испытующий взгляд пастыря, привыкшего проникать много дальше, чем в помыслы ближних, и обшаривать глубины их совести.
Из всего, что ему говорили, он не слушал ничего, кроме того, о чем говорящий умалчивал. Проницая внешнюю оболочку сказанного, он почти всегда угадывал суть.
Господин де Флёри, сначала аббат, потом епископ Фрежюсский, а там и кардинал, был человеком заурядным, но, тем не менее, при абсолютном наружном смирении долгое время занимал самое высокое положение в Европе и два десятка лет вершил свою политику, памятуя о традициях предыдущего царствования: словно бы в отсутствие Людовика XIV
Когда Ришелье вошел к нему, Флёри начал с изъявлений учтивости. Как легко понять, посол ему в этом не уступал.
С тем безупречным тактом, что был ему свойствен, он по одному лишь приветствию г-на де Фрежюса, по его взгляду угадал, что все складывается самым благоприятным образом.
Как человек учтивый, кардинал поздравил его с успехом в переговорах с императором.
— Монсеньер, — отвечал Ришелье, — моя задача была легкой, ведь идеи принадлежали вам.
— Это не важно, — заметил Флёри. — Все равно для такого молодого человека, как вы, трудно вразумлять этих немцев, они же тугодумы от рождения.
Ришелье улыбнулся.
— Вы введены в заблуждение видимостью, монсеньер, — возразил он. — Я больше не молод.
— Об этом поговаривают, — тоже улыбнулся Флёри. — Уж не правда ли это?
— О! Хватит одного слова, монсеньер, чтобы вы убедились, что у меня нет более надобности быть молодым.
— Так скажите это слово, господин герцог.
— Во мне проснулось честолюбие.
— Отлично! С внучатым племянником великого кардинала это рано или поздно должно было случиться.
— Что ж, это случилось, монсеньер.
— Вы вступите на военное или дипломатическое поприще?
— На то или другое, по выбору его величества. Произнося эти слова, герцог отвесил поклон с таким выражением, будто хотел показать Флёри, что, отправляя по почте письмо с ложным адресом, он хотел бы, чтобы оно достигло истинного адресата.
Флёри отвечал дружеским кивком, означавшим, что он прекрасно все понимает.
— Вы в ладу с королем, господин герцог? — спросил он.
— Надеюсь, сударь. Я прибыл позавчера, и вот уже два года не доставлял никому ни малейшего беспокойства.
— Каким вам показался король?
— Очаровательным.
— Не правда ли?
— Он держится и впрямь воистину царственно. Вот только…
— Только? — насторожился г-н де Фрежюс.
— Да ведь король скучает.
— Что вы говорите?!
— Это известие из достойного доверия источника, монсеньер, поскольку именно король собственной персоной поручил мне вам это сообщить.
— Король скучает?
— Смертельно.
— Это невозможно!
— Но это так, монсеньер.
— И он сам вам об этом сказал?
— Вчера вечером и в точности такими словами.
— Где же это?
— На игре у королевы; я побывал там, повинуясь чувству долга.
Последние шесть слов стерли с губ г-на де Флёри гримасу, проступившую на них после предыдущих четырех.
— О, это вопрос крайней важности! — сказал кардинал, довольный тем, с какой деликатной ловкостью Ришелье подвел разговор к самой сути дела. — Потолкуем об этом, господин герцог, если у вас найдется для меня свободная минута.
— Вся моя жизнь к вашим услугам.