Оливковый цикл
Шрифт:
– Как ты себя чувствуешь? – поглядела на полотенце.
– Отвратно. Меня рвет целый день.
Она села на кровать.
– Да все поняли, что ты башку разбил.
– Почему же не ушли?
– А всем плевать – по большому счету.
Я снова влез на подоконник и закурил.
– Ты вернешься? – спросила она. – Домой?
– Да там тоже…
Она отвернулась.
– У Юрика скоро экзамены, потом практика. Он устроится здесь адвокатом. Возьмем кредит, купим квартиру, поженимся, я ребенка рожу. Будешь приходить к нам в гости?
Я с трудом кивнул.
– Это временно. Пока ребенок маленький, пока болеет, пока у мужа там все наладится. Это пока, - твердила она мне.
– Я вспоминаю все… так часто. Я помню каждый день, Таня.
– Я тоже. Тогда была совсем другая жизнь, какая-то невесомая, легкая, совсем другие надежды… А ты как?
И мне нечего было ей ответить.
В теплые края лучше лететь стаей. А я прилетел один. Не вил гнезда, не стаскивал в него блестящие вещи, и жизнь за границей казалась мне такой же непрочной и неуютной, как и в моей холодной стране. Учебная программа закончилась, но вид на жительство позволял остаться, и я остался. Даже устроился на работу в туристическую фирму.
Турфирма с обычным для тех мест названием «Корасидис-Турс», «Степанидис-Турс» или «Цивидис-Турс» занималась полулегальной деятельностью. Поток эмигрантов из бывшего СССР все еще не ослабевал, и мы помогали им с оформлением документов – переводили, а большей частью подделывали, оформляли фальшивки и дубликаты, вписывая в них несуществующие данные и несуществующих предков «нужной» национальности. Рекомендуя меня шефу, друзья не перечисляли ни моих дипломов, ни стажировок, они сказали просто: «Дима не подведет».
Шефа звали Ираклием. Это был толстяк пятидесяти лет с блестящей лысиной и специфическим кавказским профилем, упорно свидетельствующим против вписанной в его документы национальности. Благодаря тем первым фальшивкам он и переселился сюда пять лет назад из маленького грузинского села – вместе с семьей, близкими и дальними родственниками, всем кланом. Ко времени нашего знакомства Ираклий уже прочно стоял на ногах и активно помогал своим менее успешным землякам легализоваться, оформить пособия, льготы, ипотеки и пенсии на «исторической родине». Это и была та стая, которая приняла меня – не спрашивая о моей родословной. И я не подводил их.
Я не был ни идеалистом, ни мечтателем, но как вариант возможного развития событий такая жизнь меня вполне устраивала. А если точнее, я жил, как после реинкарнации – снимал недорогую квартиру в цоколе, ездил на работу на скутере, питался в национальных фаст-фудах и находил местную кухню великолепной.
Немного выбивал только распорядок дня. В два часа после обеда все офисы закрывались на сиесту, и до пяти вечера
И все это уже стало казаться скучным.
А потом появилась Мария.
Не знаю, какую характеристику дали ей знакомые Ираклия, только он никак не хотел брать ее на работу. Она приехала из Одессы учиться в университете, а на каникулах, вместо того чтобы вернуться домой, решила подзаработать. Сначала, как все студенты, раздавала рекламу на перекрестках, а потом какими-то путями вышла на нашего шефа. Я тоже стал просить за нее, и Ираклий согласился принять ее вне штата.
– Язык ты хоть знаешь? – спросил я потом.
– Так, немного, – ответила она и засмеялась.
Когда я нагрузил ее документами, она очень удивилась.
– Разве вы не организовываете туры на Санторини, Крит, Эвбею, Родос?
– Нет.
– Только в бумагах ковыряетесь?
Я виновато кивнул.
Она была такой красивой! Не просто симпатичной на фоне местных. Она была потрясающе красивой! Да-да, я знаю, красота – это не так уж и важно, это не главное, но тогда много всего совпало – экзотическая страна, лето, солнечные дни, красивая девушка, мое одиночество. Мне показалось, что я нашел близкого человека, которого не смог бы встретить ни дома, ни где-нибудь еще, и что все это не случайно: я, она, этот город, эта фирма и даже ксерокопии чужих свидетельств о рождении.
У Марии были черные волосы, очень светлая, розоватая кожа лица, зеленые глаза и длинные, выразительные губы. Несмотря на жару, она всегда пользовалась косметикой, как принято у нас, наводила на веках стрелки и покрывала пересыхающие губы липким блеском, сладкий запах которого сводил меня с ума окончательно. Была она высокой, с меня ростом, тонкой, стремительной, с резкими, порывистыми жестами – увидев ее на улице, греки застывали с открытыми ртами.
Каждую сиесту мы проводили вместе, гуляя по набережной, и я не мог вспомнить времени, когда испытывал такое полное и безоговорочное счастье.
Несмотря на то, что говорила она бегло, переводы делала из рук вон плохо. Писала совершенную ерунду с грубейшими орфографическими ошибками, пропускала строки, игнорировала ударения, а любые подсказки воспринимала в штыки.
В каждой работе есть нюансы, которые нужно просто принять, запомнить и не оспаривать. Но Мария ничего не хотела принимать, раздражалась и спорила. Количество неувязок росло.
Оформляя пакет дипломов, все «зачеты» она умудрилась перевести как «удовлетворительно». И я тоже это прохлопал, хотя знал, что наш «зачет» при пересчете на баллы – это их «отлично». В итоге, средний балл и без того не блестящих дипломов был занижен, и у заказчиков возникли проблемы с их признанием. Исправлять она отказалась: