Оловянная корона
Шрифт:
– Так вы знаете, знаете об этом, - догадался Кристиан.
– Знаете, что с ним произойдет, но все равно попросили его...
– Кристиан, тут все не так просто, - взял Дамна за плечи учитель.
– Само явление телепатии, так сказать, пагубно влияет на человека. Я не знаю, с чем это связано. Но люди с дрянным характером, превращаются в откровенных подонков, подонки в отъявленных мерзавцев. Ты много слышал о Канторовиче, думаешь, он всегда была таким? Тишайший человек, Кристиан. Из хорошей еврейской семьи, с отличным воспитанием и образованием.
– То есть, и сир Иллиан станет таким?
– пропустил Дамн мимо ушей незнакомое слово "еврейский".
–
– Но я видел...
– Ты видел лишь просыпающееся в нем зло, - перебил его Роман Валерьевич.
– Оно есть в каждом из нас, в ком-то больше, в ком-то меньше. Но мы же не становимся все злыми. Все зависит от того, сможет ли его светлая, добрая сторона одержать верх.
– Вы думаете он сможет?
– Я верю в это, Кристиан, - сказал старик.
– Иначе никогда бы не предложил ему стать телепатом. Убрать одного тирана и создать другого - я же не глупец. Пойдем, а то опоздаем и пропустим самое интересное.
– Что пропустим? Я не смотрел в сегодняшнее Грядущее.
– О, сейчас Ивану Сергеевичу будут бить лицо.
Учитель оказался прав. Впрочему, как и всегда. Нагнали они отряд у самого выхода из лабиринта в Проклятую лощину. И, по всей видимости, пропустили все интересное.
Сир Айвин, или Иван Сергеевич, как называл его Веглас, лежал на земле, даже не пытаясь подняться, и лишь легонько двигая пальцами подбородок - проверял, сломана челюсть или нет, понял Кристиан. Здоровенный незнакомец, зло буравя взглядом упавшего, лишь потирал кулак. Лорд схватился было за рукоять меча, но сир Руслан лишь спокойно накрыл его руку своей огромной пятерней.
– В расчете, - сказал незнакомец и помог сиру Айвину подняться.
– Ты меня молотом вырубил.
– А, тогда понятно, - протянул сир Айвин, все еще ощупывая челюсть.
– Я даже не сразу сообразил.
– Женя, - протянул руку здоровяк.
– Ваня, - ответил ему сир Айвин.
Кристиан ожидал, что сейчас остальные, стоявшие за плечами могучего сира Жени, тоже по очереди начнут бить полубога, а тот будет жать им руки, но обошлось. Сир Руслан наконец убрали ладонь с руки лорда и рукоять глухо ударилась о ножны. Ситуация разрядилась сама собой.
– Да не три, не сломал, - сказал сир Женя сиру Айвину.
– Я вполсилы бил, без кинетизма. Без фанатизма, то бишь.
Здоровяк хохотнул, его поддержало несколько человек, сам сир Айвин осторожно улыбнулся. Он, увлекаемый новым приятелем, пошел вниз, следом потянулись все остальные.
Сама деревня несколько разочаровала Кристиана, по размеру она уступала поселению на Горе Богов, хотя дома были похожи на те, что сгорели, как братья-близнецы. Места здесь было вдоволь, поэтому избы, а Роман Валерьевич называл деревянные хижины из тесанных бревен именно избами, стояли по обе стороны черной изрытой дороги. Земля здесь высохла, потрескалась, ступишь на нее - поднимутся
Деревня ожила, долгое время томившаяся в ожидании большей части своих обитателей. Железнотелые мужчины распрягали лошадей, в одиночку отвозили повозки в сторону, заносили в дома вещи. То и дело им навстречу попадался крепкий, но вместе с тем несуразный человек, опирающийся на два костыля. Он постоянно всем мешался, попадался под ноги, пытался за что-нибудь схватиться и тотчас его обругивали словами, значения которых Кристиан не понимал. Дамн лишь разобрал имя недотепы - Сник.
В конце концов, его прогнал сир Руслан, вышедший за Вегласом, чтобы пригласить к ужину. О Кристиане речь не шла, хотя по странному слову "ясновидцы" Дамн понял, что разговор идет не только о Романе Валерьевиче, но и о нем. Дождь уже стал накрапывать все сильнее, поэтому предложение было принято без всяких препирательств. На пути к деревянной хижине Кристиан заметил маленький, ничем не примечательный домик. Если бы он не видел в Грядущем и не знал, что это, то никогда не догадался. Но он видел и знал...
В дальнем доме, не таком уж большом и скудном на обстановку сидели все знакомые лица - сиры: Айвин, Иллиан, Марат, Костя и леди: Ольга и Хелен. Последние суетливо копошились возле стола, расставляя деревянные тарелки, изредка касаясь горячей жареной рыбы или еще хрустящего хлеба, и со смехом отдергивали руки.
Кристиан вдруг заметил для себя, что леди Хелен впервые улыбается со смерти Фергуса. Большую часть дороги она скорбно молчала, только потом Дамн узнал, что у нее произошла размолвка с сиром Лейтли, и лишь под конец пути немного развеялась. Что ж, хорошо. Нельзя скорбеть об умерших, то противно Трем Богам и самому разуму человеческому. Ничего полезного в горе и печали не познаешь, надо жить дальше, как бы тяжело не было.
Это леди Хелен думает еще, что ей непросто, а каково ему? Кристиан ведь на свою беду за день до смерти стражника заглянул в Грядущее. Заглянул и узрел. Каково ему было, никто не спросит? Хотел было все Фергусу рассказать, да потом передумал. Если уж учитель такое допустил, значит, тому и быть.
– Когда ж вы все успели?
– спросил Роман Валерьевич, глядя на еду.
– Отправил Толю вперед перед самым ущельем, чтобы есть приготовили, да в доме убрались. Ну Толя, - стал объяснять сир Руслан, - здоровый такой.
– Ага, - заметила леди Хелен, - а остальные у солисты балета на диете.
Почти все рассмеялись, даже Веглас. Кристиан молча схватил жареную речную рыбу и вгрызся зубами в хрустящий бок. Так и не смог он до конца понять этих чужаков, хотя столько времени с учителем вместе провел.
Ели быстро и молча, особо и не до разговоров, когда в брюхе урчит. Кристиан сам жевал, да изредка поглядывал на людей. Он когда еще с Сетругладе, актером бродячим, недолгое время странствовал, тот и научил - как человек ест, такой он на самом деле. Вот, например, Веглас кушал неторопливо, вдумчиво - и в жизни такой был. Сир Руслан яростно жевал рыбу с закрытым ртом, взгляд не поднимал - закрытый человек. Сир Марат наоборот чавкал, опершись локтями о стол - прямой, чистосердечный. Леди Хелен помахивает рыбьим хвостом в одной руке, куском хлеба в другой, жует и смотрит на всех ужинающих - легкая, может даже ветреная. Женщина внезапно встретилась глазами с Кристианом и он, стушевавшись, уставился в свою тарелку.