Оловянное царство

Элииса

– От меня, старик, в ближнем бою толку мало. Разве что защищать в тылу ваших женщин… И не называй меня Аврелианом при моих людях, из этого не выйдет много хорошего, – он уже собирался уходить, но обернулся на стену из кольев. – У вас есть неделя. Созывай своих ребят, бритт, пусть несут бревна и доски. За неделю мне нужны две пристройки для лучников у главных ворот и одна сзади. Быть может, так мы все обойдемся малой кровью в этом сражении…

Старейшина бриттов ему поклонился.

– Мы сделаем, господин. Но Аврелианом тебя здесь зовут

не первые месяцы.

Дни шли быстрее, чем хотелось Амброзию, но бритты не подвели. Три постройки выросли быстро, а к концу шестого дня старейшина раздобыл ему лучников. Двух парней худощавых и жилистых – от таких в гуще сражения толку мало – да еще одну женщину. Амброзий удивленно взглянул на бритта, когда тот представил ее ему в числе прочих.

– Ваши дела так плохи? – спросил он старейшину. Была бы у него вторая кисть, он сам бы взялся за лук и стрелы.

Женщина, стоявшая перед ним, была лишь немногим младше Амброзия. Бритт привел к нему не юную деву, у таких, как она, уже бывает хозяйство и дети, ее руки загрубели за годы и поступь была не поступью феи. Но лицо до сих пор оставалось приятным и чистым, со следами былой красоты. Мать, дева, старица – то была мать.

– Моя дочь, – старейшина подтолкнул ее ближе. – Уна. Лучшая охотница здесь. Выслеживает волка в лесах с малых лет и не боится. Возьми ее, Аврелиан, проверь ее меткость. Говорю тебе, не пожалеешь. Лучника лучше тебе не найти.

Женщина выступила вперёд и поклонилась. Амброзий с недоверием смотрел на нее. Женщина в битве – плохая затея, но она стояла перед ним спокойно и прямо, без тени сомнения. Ее руки казались жилистыми и сильными.

– Это ее желание или твое? Что скажет ее муж?

– У моей дочери нет ни детей, ни мужа, – ответил старейшина. – Она вызвалась, и я не стал спорить.

– Позволь мне сражаться с тобой, господин, – женщина заговорила. Ее голос оказался низким и хриплым, Амброзий вздрогнул. Тот показался ему слишком знакомым. – Если я подстрелю парочку саксов с твоих деревянных башен, то вам будет проще.

Спасатели угнетённых – калека да баба. Центуриону стало смешно.

– Как скажешь. В этом бою ты принесешь больше пользы, чем я.

Уна ему поклонилась.

– С твоего позволения, Аврелиан. Вчера я заметила слишком много чужих следов в чаще, к югу отсюда. Саксы придут не на пустую луну. Они уже совсем близко.

Амброзий нахмурился, старейшина выглядел недовольным.

– Дочь, твое дело – стрелять белок и саксов, позволь господину римлянину…

– Почему ты думаешь, что они нападут так скоро? – перебил Амброзий. – Сегодня шестой день. Какой им резон устанавливать размер и срок дани, а потом все менять?

Женщина пожала плечами.

– Будь я саксом, я бы сделала так же. Их не ждут, они могут взять вдвое больше. Забрать свое слово обратно нетрудно.

«Вы это знаете не понаслышке», – подумал Амброзий, но вслух не сказал.

– Ты думаешь, они придут завтра с рассветом?

– Я думаю, сегодня ночью они уже будут здесь.

Амброзий негромко выругался. Стрелковые башни готовы, ворота поставлены, но его вновь грызло то мерзкое, беспокойное чувство, когда он чуял обман в словах Гилдаса. Отчего он, дурак, решил, что налётчики сдержат слово? Отчего он решил, что их не придет вдвое больше, прослышав про то, что Амброзий, брат Утера, в этой деревне – куда как прекрасный повод для выкупа. У него похолодело внутри. С чего он решил, что его вновь не заманили в ловушку, чтобы отдать его саксам в обмен на иную защиту?

«Ты уже давно ничего не решаешь, Амброзий, – сказал он себе. – Уже нет ничего, что бы тебя удивило.»

– Ты сражалась, когда саксы пришли в первый раз?

Уна кивнула.

– Пойдем, – он позвал ее за собой. – Расскажешь мне, где лучше расставить людей.

Они вышли под темно-серое небо, солнце почти скрылось за горизонтом, все, кроме часовых на посту, уже ютились в теплых домах. Амброзий хотел посчитать, сколько лет он не был подле семейного очага и сбился со счета.

– Что ты думаешь об Утере? – неожиданно спросил он эту незнакомую женщину. От ее мнения и слов ничего не зависело, потому их было интересно услышать.

Она пожала плечами и повела его дальше между домами, к южному краю деревни.

– Брат господина не очень умён.

А сам господин? Сейчас он один рядом с ней, на пустой дороге, если она вгонит ему в спину нож, ей может и повезти.

– Отчего же?

– Он послал лишь двадцать солдат, чтобы нас защитить. Если налетчики нас одолеют, он потеряет все.

Амброзий говорил Утеру то же.

– А ты, Уна? Не хочешь ли служить саксам, как Гилдас?

Ее лицо скривилось в гримасу.

– Гилдас – просто дурак. Он говорит о свободе от Рима, но на деле хочет быть поближе к новой кормушке. Таких, как он, саксы первыми вздернут.

Значит, Гилдас говорил о свободе от Рима. Амброзий устало подумал, что теперь нет смысла доносить эти слухи до брата.

– Они зайдут с тыла, – продолжила Уна и махнула рукой. – Поставь меня здесь, Аврелиан. Башня одна, но на ней поместятся двое, и я меньше мужчины.

Уна была права, он и сам об этом подумал. Амброзий смотрел на эту худую, но все ещё миловидную женщину и думал, что ее общества, возможно, будет ему не хватать. Она была откуда-то оттуда – из тех несбывшихся снов про Повис и новую жизнь.

– Чему ты улыбаешься, Аврелиан?

– Ты напомнила мне об одной. Скажи, как так получилось, что ты без мужа и без детей. По деревне ходишь, как воин? Твой отец не был против?

– Мою сестру увели в Каэр-Вент служить местному господину, ему тогда на многое было плевать. А потом меня уже поздно было неволить. С луком меньше шансов умереть молодой. Как видишь, теперь мне это уже не грозит.

Она рассмеялась, но смех ее был довольным, без тени горечи или печали. Неприятный холодок пробежал у Амброзия по плечам.