Оловянное царство
Шрифт:
Девять лет.
Ровно столько они с Утером живут на стене Адриана, опять в приграничье, опять будто бы в позабытом Риме, который никуда не ушел – но это иллюзия. Несколько десятков солдат-оборванцев, разграбленная оружейная, пустые амбары – ради этого брат сюда рвался. У Амброзия же отныне выбора не было. Это было ново – по первости многое стало в новинку – и обрубленная рука, и то, что теперь ему приходится слушаться брата.
Амброзий поправил кожаный наруч на правой культе. Болото затянуло его безвозвратно, и не было ничего паршивей холодной весны.
Он как мог запахнул теплый плащ на меху. Левая рука за эти годы сослужила ему добрую службу, последние три
– Доложи моему брату, что по дороге видны три повозки.
Солдат лениво кивнул.
Форт Банна был единственным уцелевшим на старой стене, но и от него осталось немногое. Когда он и Утер впервые пришли сюда, здесь заправлял некто Авл Тиберий, оказавшийся на поверку Гахарисом-бриттом, прирезавшим своего господина и надевшим его дорогую броню. Бывшая армия форта разбрелась по окрестным селеньям, пара десятков осталась в казармах, но службой здесь и не пахло. Зернохранилище было разграблено и перестроено под медовый зал, в него же в холодные дни загоняли стоять пару-тройку тощих коров. В тот день даже Утер признал, что не знает, где смердит больше – в углу со скотом или в углу с беспробудными пьяницами. Лестью и ложью брат убедил бездарного бритта взять их с Амброзием на постой – он хороший воин, говорил Утер, и отработает проживание и еду. Месяц, скрывая презрение, он слушался нового командира, ждал пока слабость покинет тело Амброзия, рассылал шпионов по деревням за осколками бывшего легиона, а потом одним серым утром в форте не стало ни Гахариса, ни тех, кого тот приблизил к себе. Утер объявил себя главой Банна, а его, Амброзия, своим главным советником – бывший гарнизон, которого вновь допустили к кормушке был вовсе не против. Утер не был умным, но оказался хитрым, как зверь, и теперь Амброзий всецело зависел от брата. В крошечном осколке прежнего Рима Утер был владыкой и господином, ему же оставалось примерять на себя роль глашатая. Возможно, это шло на пользу земле. Возможно, эти четыре-пять небольших деревушек, разбросанных возле Стены, действительно вздохнули спокойней, когда бывшего командира сместили. Все может быть. Но Амброзий «Полу-бритт» ненавидел Адрианову стену.
– Господин велел открывать ворота! – запыхавшийся солдат возвратился назад.
– Тогда что вы не открываете, у вас есть приказ! – рявкнул Амброзий в ответ.
Солдат, прихрамывая, помчался назад. Центурион почувствовал мрачную радость – за последние четыре года его научились слушаться. Он потерял руку, надежды, самоуважение, молодость – но не это. «Я заправляю здесь всем, – говорил ему Утер. – Последнее слово за мной, но твоя работа – следить, чтобы все было гладко. Ты у нас умник, вот и потрудись умом, раз больше ничем не способен.» Наедине брат говорил без уверток и прямо. Амброзий не держал на него зла за эти слова. Даром, что хоть как-то научился держать оружие в левой руке. Паршиво, но научился.
Три крупные повозки въехали во внутренний двор. Амброзий поправил короткий меч – его теперь приходилось носить на правом боку – и поспешил к воротам. Поставка провизии запоздала на три недели, счастье, что она объявилась сейчас – утром Утер обмолвился, что надо будет послать в деревни отряд.
– Господин Амброзий.
Крупный бритт почтительно ему поклонился. Его спутники с опущенными головами держались поодаль. Повозки накрывала грязная ткань, под ней смутно угадывалось несколько бочек и коробов. Амброзий облегчённо вздохнул. Хоть что-то в Банне идёт по плану. Выпивка и еда.
– Ты задержался, Гилдас, – ответил он бритту. – Три недели. Вам повезло, что вы отвечаете не перед Утером, а передо мной. В следующий раз за каждую неделю просрочки ты будешь отдавать нам лишний мешок зерна.
– Мы все просим прощения у господина.
Бритт отводил глаза, на его щеке билась мелкая жилка.
– Пускай господин Амброзий прикажет отпереть двери амбара. Мы с людьми подъедем туда и разгрузим телеги.
Амброзий хотел уже кивнуть и отдать солдатам приказ, но отчего-то медлил. Что-то в этом запоздалом приезде казалось ему странным и подозрительным. Он подошёл к одной из телег. Резким рывком сорвал с нее грязное покрывало.
Под ним оказалось шесть бочек, две корзины и четыре объемных короба. Во второй и третьей телеге все было так же, как и условились.
– Тебя что-то смущает, господин?
Амброзий пристально смотрел на бочки и краем глаза видел, что даже его солдаты начали перешептываться.
– Мы открыли амбар! – выкрикнули из-за угла. – Пусть завозят!
Гилдас опять почтительно поклонился и потянул запряженного коня за узду. Амброзий выхватил поводья из руки бритта. Шепот стал еще громче, где-то вдали раздались смешки. Пусть смеются. У него нет правой руки – лучше, чем жизнь, уже никто не пошутит, лучше он будет причиной смеха для пары солдат, чем один раз не доглядит. А шутники… с ними поговорит его брат.
– Кажется, я не давал разрешения ехать, – крикнул он вслед. Спутники Гилдаса напряглись и расправили плечи.
– Успокойся, господин… – подал голос один из них. – Ты с братом избавил нас от прошлых бандитов, это верно. Но мы не заслужили обиды.
– Я сам решу, кто здесь и что заслужил.
Девять лет назад, возможно, он бы так не сказал. Но без руки характер может сильно испортиться. Лучше быть собакой, которая лает, но не кусает.
– Скажите спасибо, что отговорил брата посылать к вам войска.
Амброзий ударом здоровой руки сшиб крышку с ближайшей бочки. Затем со второй. Под первой оказался ячмень. Под другой – перемешанная с солью озерная рыба.
– Все, как договаривались, – Гилдас встал рядом с центурионом. – Долго ещё Рим будет нас оскорблять?
– Сколько придется.
Тот поджал губы и махнул своим людям.
– Ведите коней. Все в порядке.
Те вновь потянули за вожжи. Амброзий запустил руку в бочку с рыбой. Липкая и острая чешуя оцарапала кожу, в воздухе сразу запахло тиной и стоячей водой.
– Передайте своему командиру, – услышал он за спиной голос Гилдаса, – что его брат слегка тронулся головой.
«Вот оно!» Рука сжала что-то твердое и холодное, совсем неживое.
– Пусть я тронулся головой, бритт, – Амброзий достал из бочки с рыбой здоровенный булыжник и с силой швырнул его Гилдасу под ноги. Того окатило дворовой грязью. – А вот ты рискуешь свою потерять. Перевернуть бочки! – крикнул он людям.
Солдаты замешкались.
– Повторять я не стану!
Пара молодых воинов выволокли открытые бочки и опрокинули их на землю. Провизией была присыпана только верхушка. Все прочее оказалось камнями и мелким песком. Амброзий пнул камень навстречу бритту.
– Отменные сухари ты привез нам. Не хочешь погрызть?
Его спутники выхватили ножи. В то же мгновение раздался лязг десятка мечей, вынутых из ножен.
– Довольно! – крикнул Гилдас своим. – Довольно!
– Мудрое решение, – заметил центурион. – Уж всяко мудрее твоего желания накормить нас камнями. Этих двоих – под замок. Гилдаса – к Утеру. Командир сам решит, как с вами быть.
«Ты слишком мягок, – вечно говорил ему брат. – Ты мягок, тебе сядут на шею и прирежут во сне. Эти крестьяне опасны и лживы, твоей любви они не заслуживают».