Омаранская сага
Шрифт:
— А та земля за пустыней, где стоит Гора?
— Плато, однажды поднявшееся из морских глубин. Мертво, как и все остальное.
— Оно спит, — возразил Корбилиан, — но не умерло.
Уснув в объятиях Вольгрена, Сайсифер немедленно провалилась в мир видений. Ей казалось, будто она парит высоко над угрюмым, погруженным в ночную тьму пейзажем. Образы расплывались у нее перед глазами, да и само ощущение полета было неясным, смазанным. Затем ей приснилось, будто она проснулась. Какие-то фигуры выросли перед ней, сгустившись из мрака, и она услышала голоса. Она
— Так, значит, твое решение неизменно? — задала вопрос птица. Во сне она разговаривала человеческим голосом.
Ратиллик усилием воли подавил в себе ярость, которая душила его и при встрече с Корбилианом.
— Хватит об одном и том же, Киррикри! Из всех Иерофантов он один, один согласился с безумной идеей спасти Тернаннок, объединив все силы. Спасти Тернаннок! И это после того, как безумцы Иерархи обрекли его на верную смерть! Да, нам действительно следовало объединиться тогда, но только для того, чтобы расправиться с ними! Ведь они уже утратили значительную часть своей силы.
— Согласен, что Тернаннок все равно бы погиб и никакие вливания силы не помогли бы, — ответила сова.
— Неужели? Так почему же здесь, в Омаре, когда тот же самый человек требует соединения сил, ты летишь прямо в его в объятия?
— Я видел врага, — отозвался Киррикри. — А ты нет. Это не наш мир, Ратиллик. Наши люди всегда помогали друг другу и делились своими дарами. И ты не имеешь права присваивать себе наши способности.
— А Корбилиан, значит, имеет?
— Нет. Мы сами выбрали свой путь. Омара в большой беде. Возможно, она не выстоит, как не выстоял Тернаннок, и мы ничем не сумеем помочь. Но Врата закрыты, Ратиллик. Закрыты. И нет такой силы, которая бы их открыла. Нам некуда больше идти.
Ратиллик закрыл глаза. Было видно, что разговор совершенно опустошил его. Однако мгновение спустя он снова встретил немигающий совиный взгляд.
— Так ты считаешь, что война неизбежна? В неестественном свете мерцающих шаров он был бледен, как покойник.
— Людям Омары нужна наша помощь. Они все еще не понимают, что им грозит, и продолжают враждовать между собой. Избавители убивают мужчин и женщин, в чьих жилах течет кровь их собственного народа. А теперь и Корбилиан в Неприступной Башне.
— Ну, ему-то это ничем не грозит, — отмахнулся Ратиллик.
— Ему нет, но девушка в опасности. А ведь и ее предки родом из Тернаннока, Ратиллик, иначе откуда у нее дар? И сколько еще в этом мире таких, как она, одной с нами крови? Почему же ты отказываешь им в помощи? Что это: гордыня или нежелание признать свою ошибку?
— Сила принадлежит всем, — выдвинул он последний аргумент. — И пользоваться ею должны тоже все. Нельзя отдавать ее на откуп немногим, а тем более одному. Неужели ты не понимаешь, чем обладает Корбилиан? Что он такое? Абсолютная сила.
— Нет. Не вся сила мира принадлежит ему.
— Но ты хочешь отдать ему и свою.
— Я хочу, чтобы всякое живое существо, как бы мало и беспомощно оно ни
— Ну хорошо, а что, по-твоему, случится, когда зло будет повержено? Что тогда станет он делать со своей силой?
— Сомневаюсь, что у него останется хоть капля, — ответил Киррикри.
Ратиллик подпер голову руками и уставился на крышку стола.
— Снова война. Опять смерть, изгнание.
— Сила не должна принадлежать одному человеку, — повторил Киррикри его слова. — А разве ты, Ратиллик, не пытаешься единолично владеть силой, прячась от мира в этих горах? Ты, Иерофант, понимающий язык всех живых тварей? Разве ты делишься своим даром с другими, разве ты учишь людей разговаривать с совами, с рыбами, с кротами? Разве ты пытаешься научить их лучше понимать мир?
Ратиллик посмотрел на сидевшую напротив птицу:
— Зачем? Чтобы они заставили тебя и тебе подобных служить их мелочным интересам?
— Кто-то, может, и заставит. Не тебе судить. Однажды ты сказал, что нет смысла жертвовать всей силой ради мира, лишенного волшебства и гармонии. Но здесь, в Омаре, ты не сделал ничего, чтобы научить людей магии. Ты даже не попытался остановить тех, кто уничтожал носителей силы, отдавая их кровь земле.
— Хватит!
— Я никогда не считал тебя дурным человеком, — не обращая внимания на его окрик, продолжал Киррикри. — Ты всегда по-своему стремился к добру и хорошо служил моему народу. Но теперь я увожу их отсюда. Мой долг ясен. И мне жаль, что мои обязанности по отношению к тебе закончены. — Он распростер свои великолепные крылья и закончил: — Время не терпит.
— И ты совсем ничего мне не оставишь?
Киррикри уже поднимался к потолку пещеры, готовясь бросить клич своим совам собираться в дальний путь, когда до него донесся этот жалобный вопрос.
— У тебя останутся твои карты, — ответил он сверху.
Ратиллик сразу поник и долго сидел, уставившись в одну точку. Темнота сгущалась и вихрями заворачивалась вокруг него, и вскоре Сайсифер потеряла его из виду. На этом ее видение прервалось, а девушка продолжала спокойно спать.
Комната Варгалоу отличалась тем же аскетизмом, что и покой Грендака. Хозяин сидел за трехногим деревянным столом, крышку которого покрывала целая паутина царапин. Сколько раз, пребывая здесь в полном одиночестве, могучий воин обдумывал планы захвата власти, вечно роившиеся у него в голове! В такие минуты металлическая рука Варгалоу двигалась по столу в такт его мыслям, оставляя на нем запутанные следы, складывавшиеся со временем в замысловатые узоры. Вот и сейчас не сводил он глаз со своей страшной длани, криво улыбаясь собственным мыслям. Значит, кровопролитие было ошибкой? И надо его остановить? Но как сказать об этом остальным Избавителям? И потом, если самого Хранителя придется сместить, а его закон признать недействительным, то зачем вообще нужны будут Избавители? Этот вопрос, как и многие другие, не давал Варгалоу покоя. Взгляд его скользнул со стоявшей перед ним свечи на пламя, потрескивавшее в очаге, и там остановился, плененный образами прошлого, которые огонь имеет власть вызывать в сознании человека.