Оморикия

Внимание! Все персонажи, страны, города и другие населенные пункты, упоминаемые в этой книге, являются выдуманными и не имеют никакого отношения к реальным людям и локациям. Любые совпадения упоминающихся персонажей и государственных образований с реальными людьми и странами являются случайными.

Всадники

Я

проснулся от спазма в правом бедре, и изо всех сил вытянул ногу, да так, что она хрустнула. Уже две недели я скакал на костылях: моя левая нога покоилась в гипсе и безвольно висела сбоку жирной белой сосиской. Точнее, уже грязновато – серой. Зато правая ягодица стала круглой и твердой, как грецкий орех; – я надеялся, что хотя бы не такой морщинистой. Надеялся втайне, ибо, пардон, посмотреть на мой зад было некому. Я жил один. Ко мне иногда заходила соседка по площадке, тетя Даша, проведать.

А еще была Анюта. В первый же день после выписки из больницы она по-хозяйски оборудовала мне прикроватный столик, на который поставила электрочайник, лапшу быстрого приготовления и растворимый кофе. Подумав, она прошла в ванную и сдвинула табуретку к раковине, а на полочку у зеркала поместила шампунь и гель для бритья. «Так тебе будет удобнее наводить марафет», – сказала она. И ушла. Она была моей троюродной племянницей и большим другом. Иногда она наезжала из своей столицы Северного полуцарствия к нам в Улис, – чтобы отдохнуть и поплавать в море. Я жил в квартале от городского пляжа, и обычно она останавливалась у меня. Но на этот раз она отправилась в многодневный поход по горам острова. Он был запланирован заранее, и отменить его было бы свинством с моей стороны. Она забила холодильник сырами и колбасами, оставила тете Даше свой телефон, поцеловала меня в щечку и уехала.

Я остался с книгами, телевизором и интернетом. Интернет, впрочем, скоро отключили. Мой сигнал на коммуникатор приходил из графства Гер, где я уже несколько лет периодически работал по контракту. Для работы мне требовался местный сигнал, поэтому я и пользовался коммуникатором графского производства. Когда я возвращался домой в перерывах между контрактами, мой коммуникатор глючил, но все же неплохо работал и здесь, на острове. Но в этот раз его отключили насовсем – в связи с военным положением. Банки графства, куда мне приходили деньги, тоже не работали. Местного телефона у меня не было. Я находился здесь, на острове, в буквальном смысле отрезанный от остального мира водой, с загипсованной ногой, без денег, без связи, и почти без друзей. Шла вторая неделя моей вынужденной изоляции. Нога болела меньше, а скучал я все больше.

…Кто-то настойчиво жал кнопку звонка.

– Данила, это Марк!! Открывай, бродяга! – послышался знакомый голос.

– Иду! – крикнул я, хватаясь за костыли. Марк терпеливо ждал, когда я доковыляю до двери.

Мы в Оморикии раньше вообще никогда не закрывали двери. У нас летом жара стоит такая, хоть святых выноси. Мы всегда оставляли окна и двери открытыми нараспашку, и спали на сквознячке. Но это было давно, пока не началась смута. Наш остров стал переходить из рук в руки: то его захватывал Рауль, то он вновь переходил во власть его брату, Феодоро. Когда правил их отец – да простят меня обе тайные канцелярии, – так все было тихо, мирно, степенно. Король Василь правил двумя полуцарствиями как одним большим государством. Жили себе спокойно, ездили друг к другу в гости, торговали между собой и с соседями, горя не знали. Но, как водится, король умер, а дети поделили государство между собой: Раулю достался юг, а Феодору – север. И что бы вы думали? Наш остров оказался, видите ли, спорной территорией. Его то Рауль захватит, то Феодоро… И потом, графство Гер стало проявлять к нам повышенный интерес… Ну мы вначале, конечно, не поняли ничего. Все произошло незаметно, исподволь.

Лена говорит, что еще до Василя было какое-то огромное "соединенное королевство", которое отбивалось от графства Гер, и графство победило, но как-то по-хитрому. Я этого не помню, – я ее немного моложе, а учебники истории уже все переписаны. Она говорит, что эта была не прямая война, а тайные делишки подкупленных канцелярий на протяжении многих лет, и в итоге народ сам сдал свое королевство. Произошел Великий Раскол на полуцарствия, и с тех пор мы только и делаем, что отбиваемся от поработителей – герцев. Ну и друг с дружкой воюем, между делом. Мозгов-то совсем нет, когда живем одним сердцем: мы же ребята очень чувственные и горячие, за идею удавимся. Таких, как мы, очень просто на войну стравить, особенно хитрым герцам. Они нас заставляют думать, что мы сами хотим повоевать, – НЛП используют и остальную дрянь. Они вообще обожают всякие формы давления на психику и аж трясутся от нашей времяформы и прочего островного эндемичного фольклора. Поэтому и нас, островитян, изучают усиленно. Боятся, я думаю.

Дело в том, что мы в Оморикии народ уникальный. Мы очень древние. То есть древние, конечно, все народы, но именно у нас лучше сохранилась родовая память и обряды. У нас и название острова на праязыке сохранилось: «оморикия» означает окруженный морем. А город мой называют Улис, что значит берег. Но, конечно, названия все эти немного поменялись со временем, ибо наш остров всегда был лакомым кусочком для корсаров из Чужих земель, но, тем не менее, – остров есть остров. Язык и верования у нас древние. И староверцы-шаманы у нас в горах живут.

Еще наш остров сам по себе особенный. Он раньше вообще с карт мира исчезал, вот клянусь, – сам видел эти карты. Например, во втором веке он прорисован во всех подробностях, но карта четвёртого века указывает на этом месте вход в Царство мертвых, а острова как будто и не было никогда. А третья и вовсе Блуждающий остров на нашем месте показывает, и всего-то век спустя. А потом – бац, а вместо острова полуостров с длиннющим перешейком появился. А сейчас вот опять остров… Ну, правда, при короле Василе все упорядочилось: старые карты объявили подделкой, стали публиковать только те описания с картами, что не смущали умов и соответствовали последнему курсу истории. Все чин по чину, – это мне так Лена рассказала. Мы, конечно, особо не спорили, мы вообще себя сильно не афишировали никогда. Шаманы в горах схоронились, и дело с концом.

После смерти Василя вначале ничего особо не поменялось. Подумаешь, остров объявили спорной территорией. Ну и что из этого? То один правил на нашем острове, то другой. Разные деньги печатали, да каждый себе в карман тянул понемногу. Правда, при Рауле тянут стали больше. А остров-то наш то водой морской захлестнется, то вулкан проснется. Разрушается постепенно остров наш, а Рауль словно и не видит ничего, словно мы ему совсем не нужны стали, – только налоги с нас берет, и все тут. И что характерно, с графства Гер к нам тогда захаживать стали намного чаще. Злые языки утверждали, что захаживать они к нам стали неспроста, а потому что у нас оморикий есть особой чистоты, поэтому и времяформы у нас есть, и акулы – катраны у нас объезженные. Некоторые вообще сбрендили, говорить про оморикские пирамиды стали на полном серьёзе… А графские герцы вообще-то у нас тут и при Василе шастали, их-то сразу было видно по каталкам на ногах и по спецзащите. Но при Рауле их стало намного больше, потому что он разрешил им всё покупать, даже землю – всё равно уже школы и больницы стали разрушаться от времени, а на ремонт Рауль денег на давал.

И вот герцы стали набирать строителей из местных островитян, чтобы все разрушенное «восстанавливать». Мы вначале обрадовались. А потом оказалось, что они наши школы то в офисы, а то и в бункеры превращать стали, а вовсе не восстанавливать. А офисы такие красивые строили, все остеклённые – говорят, стекло ставили пуленепробиваемое. Платили, надо сказать, хорошо. Местным нравилось на графских подрядчиков работать. А герцы еще тоннели начали строить для подлодок… Подлодки, – это еще понятно, транспорт все же. А вот бункера им зачем, это было непонятно. Может, они за свою жизнь опасались, – они же считали, что у нас радиация высокая, поэтому в спецодежде ходили, даже в самую жару. У них там, в спецодежде, был встроенный кондиционер. У нас тогда в квартирах и первые кондиционеры появились, – приборы такие воздух охлаждать. И двери стали закрывать, чтобы воздух охлажденный не выходил. А потом и щеколды на дверь стали ставить, потому что началась смута.