Омут. Книга первая
Шрифт:
За окном стало мрачнеть. Хлебопёк и его дочь были рады, что поспели найти пристанище до наступления комендантского часа. Конечно смысла не было от того, что крестьяне с десяти вечера находились в своих домах-Нечистая Сила могла свободно пробраться сквозь толщу бетонных стен в любое время суток. Но сама правящая раса -Черти-атаковала лишь после двенадцати ночи. До первых лучей солнца, Черти могли уничтожить посёлок, в две тысячи человек.
Оказаться в доме или в любом другом приюте за два часа до полуночи-значит вовремя поспеть укрыться в погребе, когда Черти прибудут убивать. Хоть «Северная Твердь» за всё своё существование встречалась лишь два раза с армией Чертей, погреба никогда не убирались с зодчества. Этих двух раз хватило сполна и более десятка населённых пунктов привелось воссоздавать заново. Благо на передовой, перед стенами Крепости, обитал клан «Тысяча Отцов», что первым встречал полчище Чертей. А после клана, к стенам приходило лишь половина того, что шло на Цитадель. Но после падения элитной армии, Цитадель потеряла былую стойкость и «Северной Тверди» пришлось увеличить число казарм, выстроив их по всему периметру стены. И с какой бы стороны не пришёл враг-его всегда могло встретить многотысячное войско рыцарей Верховной Крепости. Но на солдат надейся, а сам не плошай и первым делом, что проверил пекарь, прежде чем его дочь и внучка легли почивать-это наличие крышки в полу, закрывающую «погреб-убежище». Женщина, что сдала им дом была, как и все подготовленной к внештатной ситуации и, как убедился пекарь подняв крышку, натащила в погреб небольшое количество еды, керосиновую лампу и молитвенник. Измерив взглядом размер погреба, пекарь довольный положил крышку назад и подошёл к малышу, которого дочка уже положила рядом с собой.
–Уснул?
– щурясь в тёплой улыбке спросил старик, гладя ребёнка по спине что была укрыта в тёмный материал.
– Если честно, я уже устала.
– недовольно заявила черноволосая девушка, морщась от того, что долгое время держит ребёнка на руках.
– Малыш такой тяжёлый…
– Я тоже.
– сочувственно вздохнул старик и проведя по бороде рукой зачем-то дёрнул за нее, словно пытался сорвать с себя.
Место погрузилось во мрак. Тяжёлые ночные облака медленно плыли по своему обычному пути, чуть задевая крыши одиноко стоящих часовен, что выстраивали люди в каждом месте, где собирались жить. Теплота начала июня разбудила в траве разнообразных насекомых, что принялись наперебой жужжать и стрекотать, наполняя мёртвую ночную тишину звуками. Лес, что окружал собой Травиль жизнерадостным зелёным кольцом, теперь напоминал скалы с кричащими в пещерах ночными птицами и печальным воем шакалов. Вдали, почти из самого конца деревушки, слышался чей-то тревожный стонущий плачь, вырывавший из себя жуткие крики. Горькое рыдание разносилось по всей деревне и в домах, где его слышали, сразу тушился свет. От его жуткого воя хотелось укрыться одеялом с головой, лишь бы тот, кто плачет, не увидел ни одной неприкрытой части тела, за которую можно было схватиться и стащить с кровати. В конце концов, в призрачном свете луны, показалась костлявая, багровая фигура обнажённой женщины, что закрыв лицо руками, шаткой, неуклюжей походкой, направлялась то к одному дому, то к другому, словно что-то для себя выискивая. Прекращая рыдать, женщина припадала головой к двери и прислушивалась к малейшему шуму, что мог создать спящий ребёнок. Не получая результат, Ведьма вновь принималась голосить и теперь было понятно, что минутами раннее в лесу кричал вовсе не шакал. Именно этот звук вырывался из горла Сыти, вышедшей из чащи в поисках младенца.
За неимением кожного покрова, Ведьма напоминала полуистлевший, оживший труп, с оголёнными частями скелета, видневшегося из-под красных мышц и сальных сухожилий. Высохшая голова, с чёрными глазницами и отверстиями вместо носа, на затылке имела седые, редкие волосы, склеенные друг с другом сквозистой слизью. Уже лишившись надежду, Сыть вышла из Травиля и остановилась, как собака водя остатками лица по воздуху. Наконец её взор встал прямо перед домом, что сдавала женщина. Расстояние от деревни в пятьсот метров не помешало Ведьме почуять находящегося в жилье малыша.
Скинув с себя одеяло по причине духоты, что напустил собой уже потухший очаг, дочь пекаря мирно спала на единственной в доме кровати. Или из-за того, что утомилась, или потому что всегда ожидала опасности в постороннем месте, она дремала в одежде, не сняв даже кожаных сапог, плотно обхватывающих ноги до колен. Теперь, в тусклых лучах луны, можно было дать описание дочке старика. Выглядела она не старше двадцати лет. Из-за густых вьющихся волос, чёрными пружинками заволокшие всю огромную подушку, облик девушки казался почти детским. На маленьком личике, располагались довольно большие, миндалевидные глаза и в обрамлении длинных чёрных ресничек, казалось они занимают большую половину лица своей обладательнице. При этом маленький вздёрнутый носик, и миниатюрный треугольник пухлых губ, таяли под приоритетом больших глаз. Брюнетка была не большого роста и будучи в сапогах на высокой подошве с шипованными протекторами, легко помещалась в кровать, сохраняя свободное место для своего ребёнка, что так и укутанным спал рядом с мамой. На девушке был чёрный, кожаный комбинезон с горловиной, закрывающей шею до самого подбородка и длинными рукавами, прилегающими к ладони. Узкую талию обхватывала чёрная широкая портупея с золотистой бляшкой посредине, имеющей фигуру солнца с раскидывающими от себя лучами.
Окутавшись до самого носа одеялом и шумно храпя, пекарь лежал поблизости от двери на уложенном в несколько раз брезенте, что взял с возницы. Хоть старик и был предупреждён местным обитателем об возможной опасности, по своей стариковской глупости, перед сном, он настежь раскрыл окно, изгоняя душный воздух из помещения.
А плачь безобразной старухи надвигался и становился всё тревожнее, создавая мурашки даже на шкуре ослицы, что тревожно стала кричать и шевелить ушами. Вскоре, длинные липкие пальцы костлявых рук обхватили водоотлив окна. Перебирая перстами, руки ведьмы всё удлинялись и вытягивались, пока ладонями та не упёрлась в пол. Наконец, показав свою безобразную голову, Ведьма словно жирный червь, вытягиваясь, проползла по подоконнику, через стол, затащив за собой противную оконечность двухвостки. Комната наполнилась запахом побеспокоенной могилы. Приняв обычный свой размер и человеческую форму, по-прежнему неустойчивой поступью, Сыть приблизилась к кровати, где лежал ребёнок. Лицо её расплылось беззубой улыбкой, а синюшные вены на шее вздулись от волнительного момента. Сбрасывая на пол густые слюни, колдунья согнулась над ребёнком и по-матерински, аккуратно взяв его на руки, когтистым пальцем развернула уголок ткани на лице малыша.
Свет, ярким прожектором вырвавшийся из места, где по мнению Сыти должно быть лицо жертвы, выстрелил прямо в уродливую морду фурии. Взвизгнув раненой свиньёй, Сыть разжала костлявые пальцы и выронила малыша из рук. Закрыв глаза ладонями, потеряв ориентацию, Ведьма принялась метаться из стороны в сторону, налетая на стены.
–Жарка! Тварь уходит!
– вскричал пекарь, по-молодецки прыгнув с импровизированной кровати на ноги.
Будто не спавшая, девушка сорвалась с койки и метнула в сторону окна, куда устремилась Ведьма, вырвавшийся из ладони огненную верёвку. Угодив в полыхающее лассо, что тут же стянуло скелетную талию Сыти, Ведьма повалилась на колени, поспев вцепиться в край столешницы. Не устояв на ножках, тяжёлый стол запрокинулся на бок и рухнул прямо на колдунью, придавив ей горло.
–Матрёшка!
– крикнула Жарка, голыми руками удерживая огненную верёвку. Мегера активно пыталась вырваться из сжигающего и без того повреждённую плоть лассо, в то же время отталкивая от себя стол. Девушке привелось даже вонзиться каблуками сапог в пол, для того чтобы конвульсии Ведьмы не свалили её с ног.
Пекарь подбежал к упавшей кукле, что всё это время играла роль младенца. Освободив от тряпиц полную, красиво раскрашенную матрёшку, мужчина живо подошёл к трепещущей Сыти и поднёс ей к глазам деревянную куклу. Будто притягиваемая магнитом, Ведьма, не прекращая визжать от боли, в упор взглянула на матрёшку. Свет вновь щедрым пучком ударил Ведьме по глазам и принялся с каждой секундой обращать её в пепел.
–Приговор к исполнению!
– прошипел сквозь зубы хлебопёк, приближая куклу всё ближе к делавшемуся обугленным поленом туловищу уродины.
Синюшные вены, переплетающие всё тело Ведьмы, принялись вздуваться и пузыриться, взрываясь от невообразимого напряжения, выстреливая в потолок и на стены чёрную кровь. Остатки почерневших мышц падали с костей твари, оголяя проеденный червями её жёлтый скелет. Через несколько минут режущий уши визг Ведьмы приглушился тягучим, бурлящим стоном и спустя мгновенье, вовсе растворился в горнице, наполненной духом сгоревшего, протухшего мяса.
Девушка ещё долго держала огненное лассо на обугленном теле Ведьмы, но позже, убедившись, что та всё-таки сдохла, разжала ладони. Верёвка в ту же секунду исчезла вместе с языками пламени. Спешно завернув матрёшку в чёрные тряпки, пекарь вышел из дома к вознице и ткнул симпатичную куклу в копну соломы. Вышедшая за пекарем девушка, порылась в пустых корзинах из-под хлеба и вынув из низа телеги железную фляжку, отвинтила пробку. Подставив обе ладони под горлышко бутылки, пекарь дождался, пока брюнетка наклонит её и содержимое сосуда нальётся в импровизированную чашу. Тщательно, словно смывая с лица наложенный грим, пекарь несколько раз оросил лицо голубоватой жидкость из бутылки.
–Ну как? Всё?
Смотря на девушку словно в зеркало, пекарь даже покрутил головой, чтобы той, в свете луны, было легче оценить его состояние. Глубокие морщины и серость старческого лица стали растворяться под румяной и молодой кожей. Как змеиная шкурка, старый лик исчез с лица мужчины, что теперь на вид было не больше двадцати пяти лет. Седая, косматая борода спала со щёк как паутина, убранная с углов заботливой хозяйкой. Пелена глубоко посаженных глаз, вспыхнула ореховым взглядом. Короткие, чёрные волосы, топорщились как у сорванца, не любящего аккуратные причёски. Мужчина был худощавым и ростом выше девушки настолько, что голова брюнетки заканчивалась у его груди. Широкие плечи и длинные сухощавые руки, напоминающие крепкие ветки дуба, говорили о его хорошей выносливость, и хоть парень и не имел спортивного телосложения, он наверняка мог выстоять в схватке против пятерых вооружённых людей. Оценив напарника, брюнетка искажено улыбнулась и выставила большой палец вверх.