Омытые кровью

Зверев Сергей

Мельком глянув на удостоверение, начальник отдела толкнул его обратно через стол и с недобрым прищуром принялся рассматривать нового сотрудника. Результат его не радовал. Он рассчитывал, что в свете последних трагических событий ему пришлют матерого волкодава, а перед ним стоит жизнерадостный щенок-переросток породы сенбернар. Ну а с кем еще сравнить рослого детинушку, выглядевшего не на свои двадцать два, а на каких-нибудь семнадцать-восемнадцать лет, всего квадратного, поперёк себя шире, с загребущими руками-лопатами, смешно оттопыренными ушами и круглым лицом, на котором сияли честные и по-детски наивные карие глаза. Я прекрасно

знал, что выгляжу как деревенский увалень, а вот теперь и начальник это знает. И на лице его скептическая гримаса, суть которой примерно в следующем: «на кузню в деревне тебе, мальчонка, подмастерьем, кувалдой по заготовкам шарашить». Впрочем, мне к таким скептическим взглядам не привыкать.

Молчание затягивалось, так что я счел нужным разбить эту театральную паузу. Ну а заодно подкатить к командиру – тут у меня практика заискивания и подольщения большая, все ж столько лет Красной армии отдано.

– Много наслышан о вас, товарищ начальник окротдела. Для меня честь под вашим началом постигать азы мастерства.

Я и правда был наслышан о нем. Кадровик в областном полпредстве ОГПУ с некоторой усмешкой выдавал предписание, сопровождая это словами: «Твой новый руководитель человек серьезный. Можно сказать, стальной. А местами просто чугунный – то есть не гнется и очень тяжелый. Но дело знает и заслуги имеет немалые».

– Значит, любишь к начальству подлизаться, – прохрипел низким голосом начальник, поднимаясь из-за стола и критически разглядывая меня с ног до головы. – Что ж, дело тоже нужное.

– Никак нет, товарищ начальник отдела. Люблю говорить правду.

– Хватит тянуться, – криво усмехнулся он. – И ты эти старорежимные замашки и выканья прекращай. У нас по-пролетарски – на ты. Я Максимильян Данилович. Или товарищ Раскатов. Ты по зелености Сашок будешь. Усек диспозицию?

– Так точно, товарищ Раскатов!

Непривычно это для меня после армейской субординации, въевшейся в мою суть за многие годы. Но в чужой монастырь со своими уставом не лезут. Тем более когда настоятель монастыря такой вот – упрямый, в шрамах и со странностями. Почему-то мне показалось, что служба здесь – это дело тяжелое и правда чугунное, как сам начальник. Но я ее не выбирал, а она выбрала меня. Будем приспосабливаться. Не впервой.

– Ну что насупился, Сашок? – обойдя меня, так и тянувшегося по стойке смирно, спросил начальник. – Стрелять умеешь?

– Отличник боевой и политической. В пехотной военной школе только пятерками блистал, – отчеканил я, едва не добавив «пока с середины учебы в ваше ОГПУ, будь оно неладно, не призвали».

– Вот и посмотрим в деле, какой ты отличник! Получи винтовку в оружейке. «Нагана» маловато будет. И с рассветом на охоту.

– Большой зверь? – сразу подобравшись, осведомился я.

– Не меньше индийского слона. Едем банду атамана Шустова со света сживать…

Глава 4

Леса не надо бояться. С ним нужно дружить. Его нужно защищать и уважать. И тогда из врага он станет другом. Спасет, когда надо. Укроет. Подскажет. Это не мои слова – я не настолько умный. Это дядя Сева всегда так говорил. И, как всегда, старый разведчик-пластун был прав.

Умение слушать лес в лесу, себя в лесу и лес в себе мне вдалбливали с детства. Замечать все – где вспорхнули птицы или где их нет, а должны быть. Дуновение ветерка. Шелест листьев. Поступь и следы лесного зверя. Примятая трава и сломанная ветка. Любой диссонанс. Ощущать лес всем своим существом. Наука эта нелегкая, но учителя хорошие были. И умение слушать лес не раз спасало жизнь и мне, и тем, кто шел за мной. Именно благодаря этому мое тело в свое время не обглодали волки, а на плацу комдив лично перед строем вручил мне, совсем сопливому, но очень упрямому пацану, ценный подарок.

И сейчас мне не слишком нравилось, что мы относились к лесу как-то легкомысленно. Перли вперед лосями, так что только ветки трещали. Это моим спутникам казалось, что мы движемся бесшумно и аккуратно. У меня же все в груди переворачивалось.

Хотя, откровенно говоря, я и сам теперь не слишком блистал. Эх, прошли те времена, когда я, легкий, как тростиночка, мальчонка невесомо скользил меж деревьев. Чем больше набираешь живой вес, тем меньше твой вес как разведчика. Разведчик должен шелестеть по кустам и траве, а не топать носорогом, сотрясая землю.

В нашем сводном отряде собралось полтора десятка человек. Начальник окротдела ОГПУ, еще два наших сотрудника, не считая меня. Мы успели только представиться друг другу и обменяться рукопожатиями, больше я о них ничего не знал. Не познакомились толком, а уже идем вместе в бой. Но так все время бывает там, где эти бои идут.

Остальные в отряде были из милиции, уголовного розыска и взвода конвойной стражи. По замыслу, нашей вооруженной мощи вполне должно было хватить, чтобы окружить хутор Кулибино, где собрались граждане бандиты. Ожидалось, что мы найдем там самого Артема Белоштанного – это не кличка, а фамилия у него такая по метрике, и он самый близкий помощник атамана Шустова. С ним будет еще парочка лесных душегубов. Если информация правдива, то народу нам должно хватить с запасом. Тут еще от выучки бойцов много зависит, а пока, к сожалению, она меня, отличника боевой учебы РККА, не радовала.

Собирались мы на вылазку, как всегда, бестолково, с шумом, понуканиями и недопониманиями. Но так бывает всегда перед хорошим дельцем. Я получил в оружейке у штатного дежурного Богородцева драгунский карабин Мосина – Нагана, а также две похожие на бутылки наступательные гранаты РГ-14, по-моему, еще времен Мировой войны. Когда я сгребал горстями патроны и рассовывал по карманам галифе, а также забивал в специальный кожаный подсумок гранаты, на меня смотрели искоса, как на дорвавшееся до игрушек малое дитятко. Но ведь недаром говорится, что без винтовки, патронов и гранат не живет русский солдат.

Между тем Раскатов перед выходом распределял, кому что делать. Краем уха я слышал, как он в своей привычно грубой и зримой манере выговаривал своему заместителю:

– Тебе что винтовка, что коромысло, Гордеич. Остаешься на хозяйстве!

Этот самый заместитель носил комичную, на мой непритязательный взгляд, фамилию Первак – ну хоть не Первач, спасибо должен говорить и за это. Был он высок, статен, самую малость полноват и весьма смахивал на персонажа дореволюционного синематографа – встречались там такие герои-любовники, которым, в порыве страсти заламывая руки, падала в объятия Вера Холодная. Он единственный был при параде – то есть в военной форме, перетянутый портупеей, с положенными по должности тремя шпалами в малиновых петлицах, и выглядел истинным воином-защитником. Поэтому слова начальника отдела о его сомнительной боевой готовности резко диссонировали с мужественным обликом.