Он меня не отпустит
Шрифт:
– Д-да, - выдавила я.
В этот момент из кабинета врача вышел Степа вместе с мамой. Вся левая сторона его лица посинела и опухла, на носу была повязка, губа разбита…
Господи…
– Степа, - я подскочила к нему.
– Что с тобой? Что сказал врач?
Вместо ответа, он стряхнул мои руки и отвернулся. Валентина Андреевна прожгла меня презрительным взглядом.
– Александра, ты уже дала показания?
– Нет, я как раз собирался начать беседу, - вместо меня ответил полицейский.
– Ященко Сергей Иванович, - он показал им удостоверение.
–
– Сотрясение мозга, перелом носа…
– Мама, дай я сам буду разбираться, - сказал Степа.
– Ты уже наразбирался вон. Связался не пойми с кем и вот что вышло.
– Мама, спасибо, что ты приехала, но дальше я сам, - впервые на моей памяти в тоне Степы при обращении к матери зазвучали стальные нотки.
– Мне сказали на сутки остаться в больнице. Давайте поднимемся в палату, там будет удобнее. Мама, прошу, поезжай домой, отдохни.
– Но Степа…
– Пожалуйста!
– осадил он ее.
К счастью, спорить женщина не стала. Поцеловав сына в щеку и сделав знак Виктору Петровичу, мол, перезвоните потом, двинулась к выходу из больницы. В палату мы направились вчетвером.
– Саша, думаю, стоит начать с тебя, - впервые обратился ко мне Степа, сев на койку.
– Расскажи как этот Власов тебя преследовал…
Глава 10
На часах было четыре тридцать утра. Я лежала под одеялом и, обняв подушку, тщетно пыталась уснуть. Снова и снова, который уже час. Предварительно выпив успокоительное. Две таблетки вместо одной. А толку все равно ноль. Потому, что я солгала. Потому, что из-за меня Демиду теперь “пришьют” нападение. А уж то, что он “преследовал” дочку полковника Зорина…
Степа с разбитым лицом сидел и смотрел на меня. Давил взглядом, давил наводящими вопросами, “помогая” давать показания. И чувство вины перед ним тоже давило. И я давала показания. Что Демид меня преследовал, что Степа в это утро потребовал от меня отстать и он на него напал…
У меня папа полковник полиции. Принципиальный и честный. И жесткий. И гроза всех преступников. И легенда всей столицы. Он меня научил жить по закону. Но он в то же время считал низостью “решать” мужские дела вмешивая полицию.
А что натворила я? Я дала ложные показания. Из-за себя, не из-за кого-то. Потому, что слабачка и трусиха. Податливая, как какая-то зеленая сопля, а не взрослая женщина. Еще и против кого… Против мужчины, который уже дважды за меня заступился. Против мужчины, с которым…
Сейчас, наедине с собой все в голове сложилось в четкую картинку. Я имею право общаться с людьми. И в букете цветов нет ничего зазорного. Степа опять все не так понял. Опять поддался этой чертовой ревности. И он толкнул меня! Сильно толкнул! И только потом Демид его ударил.
А я… А что натворила я?!
Едва соображая, что делаю, я схватила с тумбочки телефон. Набрала папу. Только услышав первые гудки вспомнила, что на дворе ночь. Торопливо положила трубку. Вот, дура!
Через пару секунд
– Алло? Пап, прости, что я тебя разбудила, - затараторила я.
– А я рассчитывал на “прости, что я тебе не рассказала, что у меня проблемы”!
– бодрым и укоризненным голосом отозвалась трубка.
Ах, ну да. Уже пять утра. То, что для меня ночь, для полковника полиции пусть и в отставке, уже утро.
– Ты все знаешь?
– Конечно же знаю. Только почему-то от чужих людей, а не от собственной дочери. Если бы ты сама не позвонила, то это бы сделал я.
– Пап… Я такое натворила… Можно мне к вам приехать, пожалуйста?
– Что значит “можно”? Это твой дом и ты сюда можешь приехать в любое время.
Вскочив с кровати, я напялила на себя черный спортивный костюм, собрала волосы в хвост, обулась, накинула куртку и вызвала такси. Машина же так и осталась на парковке у клиники…
Через двадцать минут я уже была на пороге родительской квартиры и от самого этого факта впервые за эти жуткие сутки почувствовала себя лучше.
– Доченька, - встревоженная мама обняла меня сразу как я переступила порог.
– С тобой все хорошо?
– Да, мам, - со мной-то хорошо, а вот…
– Раздевайся давай. Я омлетик пожарила…
За ее спиной я увидела папу. Скрестив руки на груди, он прислонился плечом к стене и смотрел на меня до боли знакомым взглядом. Так, как в юности, когда ловил на каких-то мелких шалостях вроде прогулянного урока либо стертой двойки в дневнике. Тогда я этого взгляда боялась. И вообще боялась отца. Теперь же у нас выстроились совсем другие отношения, в которых он перестал быть деспотичным притеснителем и превратился просто в родителя. Любящего и надежного, к которому можешь прийти посреди ночи за поддержкой.
– Подожди с едой, Ань. Идем-ка, Саша, со мной, поговорим. Наедине.
Разувшись и повесив куртку на вешалку, я пошла следом за папой. Посторонившись, он впустил меня в залу и запер дверь. Усадил на диван, а сам стал напротив.
– Ну, рассказывай.
– Пап. Демид меня не преследовал. Он просто по-дружески приехал поговорить. Степа приревновал, ну и… Спровоцировал его.
– Аха, - нахмурился папа.
– А мне Серега другую версию излагал.
– Дело в том, что… Это Степа подал все так, а я… Ну…, - я сделала глубокий вздох, - Пап, не знаю, что на меня нашло. Я почувствовала себя виноватой в случившемся. Степа очень ревнивый. Ему не нравится, если я общаюсь с другими мужчинами. Если бы я…
– Он что угрожает тебе?
– с угрозой в голосе спросил папа.
– Отец уголовник конченый и сынок туда же!
– Кто?
– Власов этот! Угрожает?
– папа навис надо мной.
– Правду мне говори! Не смей его бояться, понятно? Одно мое слово и на зону к папаше пойдет…
– Папа, я не знаю, какой у Демида отец, но насчет него самого все именно так, как я тебе сказала. Я думаю… Степа захотел Демиду отомстить за драку. И за общение со мной. Но все это не важно. Я сама виновата, что соврала.