Он мой, а прочее неважно

Столыпин Валерий Олегович

Я провалился в сон сразу.

Ночью мне снились волки, которые вот-вот подберутся ко мне, как только погаснет костёр, и наверняка будут рвать ещё живого на части, но сил подняться и принести дров, нет.

Гляжу в глаза самого матёрого. Тот смотрит, не мигая. Тут вылезает еле живая старуха, на которую сразу же бросается вся стая.

Из последних сил достаю догорающую головёшку, втыкаю её в пасть самого глазастого зверя. Волчара кричит страшным человеческим голосом, от которого я просыпаюсь.

Оказывается, сон перепутался с явью и в пылу «борьбы» я заехал берёзовым поленом

Пашке Шпякину прямо в лоб.

В долгу он не остался, тоже приложил мне. Впрочем, в темноте и остальным малость досталось. Хорошо хоть бабку до смерти не испугали по причине её глухоты и крепкого сна.

Чуть позже приехал Степан. Оказалось, её внук. Тот привёз нехитрый провиант, чему мы были несказанно рады. Быстренько наварили каши, наелись, посмеявшись от души на дорожку и поехали, вслед за конными санями Степана.

Он проводил нас до своего дома, дал домашнего хлеба, варёной картошки с луком и направил в дальнейший путь.

Дорога вся в заносах. ЗиЛок кое-как пробивается. ГАЗоны всё время буксуют.

Пробиваемся целый день, до тех пор, пока снова не повалил снег.

Срезали, твою мать…

Так и хочется надавать по ушам Дементьеву Саньке, инициатору «замечательной» идеи, за которую мы уже прилично наказаны. Наверно директор совхоза нас обыскался, только сообщить ему мы ничего не можем — нет нигде телефонов.

Снегопад снова обрушился сразу и вдруг. Дорогу мы опять упустили, пропетляв неизвестно сколько, на одном месте.

Теперь у нас был некоторый опыт, на нужную колею мы выехали быстрее. Вскоре показалась деревня. Когда узнали её название, Коля Шпякин просветлел лицом и засветился положительными эмоциями.

— Дальше я дорогу знаю. Здесь, рядом совсем, братец двоюродный проживает. Тот ещё, скажу вам, мужик. Сами увидите. Самородок. Таких, поискать: на все руки мастер. У него и переночуем. Считай, повезло. Вот, вживую чувствую, как самогоночка до самого желудка прокатилась. Не самогонка у брательника — амброзия. От души нажрусь. Да не смотри так, зоотехник, не водки — проголодался. От пуза наемся, братишка уважит. Каша для мужика не еда, особенно на сухую. Это точно. Знаешь, какой у меня брательник… Самый, что ни на есть лучший человек… Лет пять его не видал. Ну, повезло…

Колька надавил на газ, весело выруливая в сторону от наезженной колеи. Машина запрыгала на колдобинах прямо по снежному полю, подбрасывая к потолку кабины, в которую мы звонко врезаемся головами.

Остальные машины еле поспевают за нами, но Николая уже не остановить. Он предельно счастлив.

Иногда маленькая удача перевешивает большие неприятности. Бывает и так. Его понесло, как испугавшуюся чего-то кобылу, только Колькину крышу снесло от радости.

Даже сизый синяк на его лбу горит от восторга, чего не скажешь про меня. За несколько минут я раз десять шмякнулся со всей дури в злополучную крышу.

Удержаться от очередного полёта не за что. Падая очередной раз больно и звонко, стукаюсь подбородком, прикусываю заодно язык. Это уже перебор.

Хватаюсь двумя руками за баранку и кричу, что сейчас звездану водителю в глаз. Он, паразит, подмигивает и корпусом вбок откидывает меня к двери. Дверь распахивается…

Я лечу в сугроб.

Удачно.

Лицом прямо в рыхлый снег.

Санька Деменьтьев останавливает свой грузовик, выскакивает, пытается меня поднять, одновременно крутя у виска в сторону машины Шпякина.

— У Коляна чо, крышу снесло? Во, мудила! А если бы ты разбился?

Шпякин сдаёт задом, выскакивает, разводит руками, словно не понимает, зачем я выпрыгнул. На его лице извиняющаяся, но блаженная улыбка.

— Ты чо, зоотехник. Потерпи, маленько. Сейчас доедем, расслабимся. Считай, я тебе за полено отомстил. Садись. Поехали. Километра три осталось. Не серчай. То я от радости.

Вскоре мы въехали в деревню домов из двадцати. Для такой глуши, можно сказать, посёлок.

Снег валит на полную катушку косой пеленой, сносит его порывистым ветром. На улице никого. Лишь приглушённый свет в некоторых домах.

Останавливаемся у самого на наш взгляд приличного строения, стучимся. Открывает дедок в валенках и шапке-ушанке с ружьём навскидку.

— Чего шляетесь в такую погоду?

— Заплутали, отец. Только мы свои. У меня брательник здесь живёт, Егорка Бурнасый.

— Многожёнец, что ли?

— Он самый. Егорка Шульгин. Рыжий.

— Вона, посерёдке, два больших дома видишь? Те оба евойные. Он дома сейчас.

— А телефон у вас есть? Очень позвонить надо.

— Телефон в сельсовете. Завтра в девять откроется. И председатель, и секретарь не из нашей деревни. На заимках живут. Изжайте уже к своему Бурнасы.

— А почему Бурнасы?

— Рыжий, по нашему и есть Бурнасы. Лешак он. Многожёнец. В тюрьме ему место. Ишь развел гарем, как персидский шах. Окоротить некому. Куда смотрит советская власть?

Мы подъехали к добротным одинаковым домам, стоявшим по разные стороны улицы. Строения явно не вписываются в местную архитектурную обыденность. Нигде больше в этом районе, да и в своём тоже, не видел я домов с мансардой и большими окнами.

Не успели остановиться, как на крыльцо выскочил коренастый мужичок в просторной рубахе, похожие, надеты на персонажей фильмов про дореволюционную Россию.

Он прикрикнул на заливающихся лаем собак, которые тут же изменили характер общения, принявшись вилять хвостами и ластиться.

Мужичка отличали от иных жителей местных деревень отливающие медью густые волосы и того же цвета окладистая борода.

Определить возраст из-за густой растительности невозможно. Да и не так важно это. Мужичок соскочил одним махом с высокого крыльца, подбежал к нам.

— Кого, на ночь глядя, послала мне фортуна? Ба! Никак Коляшка, брательник мой двоюродный. Во так сюрприз. Алевтина! Живо мечи на стол всё, что увидишь. Праздник у нас. Брательник в гости пожаловал, да не один, с другами. Дай огляжу. Заматерел, приосанился. Всегда крепкий был, теперь вдвойне. Хорош! Женился али как? Ладно, потом. Всё потом. Сейчас за встречу по махонькой. Девки уже суетятся. Погодите чуток и Варька прибежит. Это моя вторая. Или первая. Я их завсегда путаю. Оне у меня одинаковы. Как двое с ларца одинаковы с лица. Милости просим, гости дорогие. Чем богаты, тем и рады. Вы-то мне рады? А то я тут кукарекаю. Может зазря? Чего скажешь, брательник?