Он не ангел
Шрифт:
Она видела, как он пытался сдержаться. Хирургу было лет пятьдесят с небольшим. Всю свою сознательную жизнь он двигал науку и совершенствовался в своем деле, спасая жизнь другим. Как и большинство его собратьев по профессии, он обладал здоровым (то есть непомерным) самолюбием, без которого добиться успеха на выбранном им поприще невозможно. В общем, он привык к роли главного. А тут вдруг какая-то дамочка, к слову, обязанная ему жизнью и задолжавшая кругленькую сумму, начинает его отчитывать. Смириться с этим оказалось не просто.
Он уже собрался ответить ей какой-то резкостью,
– Не сомневайтесь только потому, что я не видела туннеля. Некоторым, наверное, это удается, но не мне. Меня проткнуло деревом… не большим, конечно, но все же… и я ушла быстро. Ну, не судить же меня за это.
Он, снова скрестив руки на груди, перекатился с мыска на пятки – мужчина, не намеренный сдаваться без боя.
– Если вы в самом деле пережили предсмертный опыт, то должны пребывать в благостном расположении.
– Я пережила не предсмертный опыт, я пережила смерть. Я умерла, – равнодушно сказала она. – Но мне дали второй шанс. И насколько мне известно, из этого вовсе не следует, что я должна притворяться и изображать хорошее настроение. Если вас интересует, что я помню, пожалуйста: я помню, как, воспарив, смотрела с высоты на землю и видела парня, рывшегося в моей сумке. Это он украл мой лэптоп. А мои деньги целы?
Мысли врача были для нее открытой книгой, даже сейчас, когда он пытался контролировать выражение лица. Его потрясение по крайней мере у нее не вызывало сомнений.
– В вашем кошельке, кажется, обнаружилась значительная сумма, но никаких документов, удостоверявших личность, а также кредиток не нашли.
Кредиток и не было, правда, об этом она умолчала. Стало быть, пропали только документы? Странно. Зачем он взял их, оставив деньги?
– Техпаспорта в вашей машине тоже не было. Детектив Эрронс, полагаю, захочет обсудить это с вами.
Обязательно – так же как и фальшивые номера. Но не все сразу – отмахнулась она от этой проблемы.
– Если деньги в сохранности, пусть они пойдут на оплату больничного счета. Ведь здесь у вас не бесплатно.
– Ничего, меня не беспокоит…
– Вас, может, и нет, а вот больницу – очень беспокоит.
– Раз уж вы так разговорились, не скажете ли, как вас зовут?
– Энди, – не задумываясь ответила она. – А вас?
– Трэвис. А ваша фамилия?
Она всегда соображала быстро, на ходу, но теперь вдруг растерялась и ничего не могла придумать. Ничего, абсолютно ничего не приходило ей в голову. Она хмуро посмотрела на доктора.
– Я думаю, – наконец объяснила она.
Хирург чуть сдвинул брови:
– Не помните?
– Ну конечно же, помню. Дайте еще минуту подумать. – Считая ее мертвой, Рафаэль не станет отслеживать женщину с ее именем. Однако для пущей верности все же лучше взять другое имя. Упустит ли она второй шанс, если солжет во имя своего спасения? Быть может, лгать нехорошо, если это кому-то во вред, но в противном случае это не так уж скверно.
«Эх, надо было спросить их там, как поступать в подобных случаях».
– Энди, – повторила она, призывая на помощь вдохновение.
– Это вы уже сказали. Энди – сокращенное от Андреа?
– Да. – Что еще она могла сказать? Она не могла вспомнить ни одного другого женского имени, от которого можно было бы образовать сокращенное Энди. Называть фамилию Баттс она ни в коем случае не собиралась. В конце концов она, сдавшись, пожала плечами: – Может, завтра.
Вытащив ручку, врач стал что-то записывать в ее истории болезни.
А она тут же переключилась на другое.
– Вы не думайте, я в своем уме, – с досадой обратилась она к нему. – Это все из-за вас, из-за ваших наркотиков – они притупляют ум, но не боль. Вы не задумывались, каково это, когда твою грудную клетку распиливают, а потом тискают в руках твое сердце? Нет? У меня в теле скобки. Я уже чувствую себя папкой-скоросшивателем, столько во мне этих самых скобок. А вы что? Уменьшаете мне дозу обезболивающих. Вам, право, должно быть стыдно.
Она так же внезапно, как начала, умолкла. Никогда еще и ни на кого она так не срывалась. Ее губы растянулись в улыбке, и она «включила» свое обаяние. С чего это она вдруг превращается в стерву? Однако она замолчала, не только устыдившись, а еще и потому, что доктор смеялся. Он смеялся.
Пожалуй, с ним можно найти общий язык.
– Присядьте, – пригласила она, – и я вам расскажу о лучшем из миров.
Саймон давно взял себе за правило не поддаваться соблазнам и следовал этому принципу всю жизнь, но на сей раз перед искушением не устоял. Эта мысль не шла у него из головы и не давала покоя.
Он не мог забыть смерти Дреа. Не мог забыть ее лица, озарившегося перед смертью радостью. В общем, не мог забыть ее. С тех пор как Дреа не стало, в его груди занозой засела какая-то непонятная боль, от которой не было спасения.
Он показал Салинасу снимки, сделанные сотовым телефоном, предъявил ему водительские права Дреа. При виде снимка Салинас побледнел и с минуту сидел неподвижно, не проронив ни слова.
– Сообщите, куда вам перевести гонорар, – наконец выговорил он.
– Забудьте, – ответил Саймон. – Я тут ни при чем. Она попала в аварию. – Однако он был виноват, ведь Дреа разбилась, потому что превысила скорость, пытаясь уйти от него. Другой бы на его месте взял гонорар и глазом не моргнул. Конечно, он не убил ее своей рукой, но, без сомнения, стал причиной ее смерти. Однако впервые за всю свою жизнь он не мог принять этих денег.
Это совсем другое дело.
Хотя ему хотелось, чтобы все было как всегда. Его пугал тот вакуум, который образовался в его жизни, словно он потерял нечто очень для себя дорогое и еще не осознал всей глубины этой потери. Он стремился забыть, стереть из памяти то выражение неземного блаженства, с которым она встретила смерть.
Однако Саймону это никак не удавалось, и он долго терзался неодолимым желанием отыскать ее могилу. Оставшихся в ее кошельке денег более чем достаточно на приличные похороны. Попытаются ли власти до погребения установить ее личность и отыскать родственников? Или не будут держать в морге, а похоронят сразу, лишь сделав снимки и взяв образцы ДНК?