Он тебя не отпустит
Шрифт:
19
— Привет, это тебе.
Катя перевела взгляд на букет полевых цветов, тепло улыбнулась и, увидев как меня радует её улыбка, тут же приняла строгий вид.
— Зачем пришёл?
— Извини, что вчера свалился тебе как снег на голову. Вот… Дубль два. Впустишь? — протянул коробку с тортом.
Нахмурилась. Потуже затянула пояс халата, но я и так успел разглядеть соблазнительный вырез
Проследив за моим взглядом, карабкающимся от колен и ныряющим под подол халата, Авдеева вспыхнула ярким румянцем, так естественно, почти как девчонка.
— Не отцепишься же…
— Нет.
— Ладно, — вздохнула и отошла назад, пропуская меня внутрь квартиры. — Входи.
Катя, забрав цветы и торт, ушла на кухню. А я опустился на корточки и, пока развязывал кроссовки, прикидывал в голове с чего начать разговор. То, что она меня выслушает — не сомневался, но вот поймёт ли? Здесь очень и очень сомневался.
— Руки помой, — выкрикнула из кухни, и я молча поплелся в ванную комнату.
На встроенной в стену сушилке сохло нижнее бельё. Так и залип на кружевных трусиках чёрного цвета. Красивые. Полупрозрачные. Прикрыл глаза и в голове тут же возник образ обнаженной Авдеевой, снимающей эти самые трусики в весьма интимной обстановке.
Класс. Возбудиться от одного взгляда на женские трусики — это что-то новое и, кажется, уже диагноз…
Вытер руки сухим полотенцем. Огляделся по сторонам. Не то чтобы я искал следы пребывания в доме другого мужика, но полки и тумбу всё-таки проверил. Ни одного намёка. Всё женское и детское. Даже квадратиков фольги не нашёл или может быть, она их прячет в спальне, или же пьёт противозачаточные, или полагается на здравомыслие мужика…
От злости стиснул челюсти, ощущая как начинает щемить в груди, стоит только представить Катю с другим. Да нет же у неё никого. Нет! Нужные люди всё разузнали и предоставили подробный отчёт, вплоть до того, чем Авдеева наполняет в магазине продуктовую корзину.
Вышел из ванной комнаты. Молча сел на стул и стал смотреть, как Катя возится у кухонной плиты. Всё-таки она красивая. Женственная. Изящная. Столько лет прошло, но не изменилась, и я по-прежнему болен той самой безответной любовью.
— Ты вчера не захотела меня слушать. Сегодня как? Готова?
— Я не понимаю, что даст тебе этот разговор? Хочешь исповедаться? Так я не священник. Грехи не отпускаю, — иронический смешок, а затем добавила серьёзно: — мне уже всё равно, если честно.
От злости стиснул челюсти. Ей всё равно. Да неужели? А мне что прикажет делать, если она и сын — единственный смысл в моей жизни?
— Тогда просто послушай меня, даже если тебе всё равно.
— Но я не хочу, — мотнула головой, и я ощутил, как она вздрогнула, — единственное, о чём я могу с тобой говорить — это о Никите.
Улыбнулся. Ладно.
— Сын знает обо мне?
— Нет.
— А что ты ему рассказываешь, когда он спрашивает, почему у него нет отца?
— Никита не спрашивает от таком, — ответила Катя, а я почему-то ощутил в груди тупую боль, словно только что выхватил удар под дых. — Чай или кофе?
— Чай.
Я замолчал. Потёр лицо рукой, вздохнул. Как же всё неправильно, грёбаный случай… Ведь и поговорить надо, но Катя совсем не хочет, и я не знаю, как заставить её выслушать меня.
Не удержался. Поднялся со стула и подошёл к Авдеевой со спины. Такая желанная, любимая и рядом! Приблизился вплотную, но рукой не стал касаться. Я, как долбаный наркоман, вдыхал аромат её кожи и, прикрыв глаза, кайфовал словно от полученной дозы.
Катя резко развернулась и уперлась лицом в мою грудь. Хотела оттолкнуть от себя, выставив руки вперёд, но я сжал её талию тисками и приблизил к себе вплотную.
Пронзительно смотрел на неё, не дыша и не отводя взгляда. Она тоже смотрела на меня своими большими голубыми глазищами, и я не знал, насколько долго хватит моей выдержки.
— Не делай так, — сказал после того, как Катя в очередной раз провела кончиком языка по нижней губе.
— Как не делать? — невинно захлопала ресницами и повторила действие сначала.
Вся моя выдержка полетела к чертям. Внутри сломался последний предохранитель и я, подхватив Катю под ягодицами, усадил на столешницу. Снял с головы полотенце, зарылся пятернёй в копне мокрых волос и впился в губы глубоким поцелуем.
Его поцелуй обрушился на меня неожиданно, застав врасплох. Первые секунды я никак не реагировала, пребывая в состоянии шока, словно всё происходило не со мной и не сейчас. А затем в голове ожили картинки из прошлого и закружили на таких крутых виражах, что я ощутила почти всё то же самое, что и тогда, когда увидела Шахина в ювелирке с другой.
— М-м-м, — промычала в губы, уперлась ладонями в широкие плечи и, когда он не отреагировал на этот жест, стала стучать по ним кулаками.
Прокусила губу до крови. Мурат отпрянул, разжав тиски на моей талии, и поднёс к окровавленной губе указательный палец. Посмотрел на алую капельку, поднял взгляд на меня.
— Ты перешёл допустимые границы, — грозно прошипела и стала завязывать распахнувшийся халат.
— Прости, сам не знаю, что на меня нашло, — прозвучало весьма искренне, но я всё равно продолжила злиться.
Спрыгнула со столешницы, подняла с пола полотенце, которое сорвал с моей головы Шахин, и молча пошла в ванную комнату. Закрылась изнутри на замок. Дала волю слезам.