Она будет жить с нами

Борн Амелия

Но правда оказалась куда как прозаичнее. Очевидно, что регулярно и результативно у Эдика все же было, но только не со мной, а с Кариной. 

В этот раз он пришел в спальню довольно поздно, я даже успела задремать, убаюканная какой-то передачей про морских обитателей, что шла по Дискавери. 

Жизнь моя все больше превращалась в благоустроенное тюремное заключение. Выходить из комнаты и вновь рисковать нарваться на конфликт я не считала удачной идеей. И уж тем более, не рвалась хлопотать по хозяйству. Пускай выдра сама ему стирает и угождает.

Я даже в туалет теперь ходила с опаской, но не потому, что боялась провокаций, а от того, что могла не сдержаться сама. Вот и получалось, что добровольное затворничество - лучшее решение. 

Однако Эдик так не считал и, похоже, вознамерился вытащить меня из раковины и затребовать исполнения супружеского долга. 

Сначала, почувствовав сквозь дремоту увесистую хватку на бедре, я даже подалась навстречу столь знакомому прикосновению. Но когда действия приняли куда более откровенный и решительный характер, а нахлынувшие воспоминания прогнали всякий сон, я вдруг, вскрикнув, резко села в постели, отодвигаясь от распалившегося Эда как можно дальше. 

– Ты что орешь как дурная?
– возмутился он. 

– Что ты делаешь?
– параллельно потребовала я ответа, поправляя свою пижаму и натягивая одеяло чуть ли не до подбородка. 

– А на что это похоже?
– взвился муж. 

– Как по мне, так на изнасилование… - напуганная чуть ли не на смерть, ответила трясущимся голосом. 

– Ты шутки то со мной не шуткуй, - нехорошо протянул Эд.
– Ты же, как никак, профессорская внучка, девочка умная, воспитанная. Я бы на другой и не женился. О каком изнасиловании речь? Просто пора бы тебе вспомнить о своем супружеском долге. Раньше тебе вроде бы нравилось со мной кувыркаться. А теперь вдруг что, будешь из себя обиженку строить? Смотри не заиграйся. Мне, если что, есть, с кем снять напряжение. Даже ходить далеко не придется.

От потрясения и шока, у меня даже не было сил изобразить возмущение. 

– Ты в самом деле считаешь, что твои угрозы лучший способ добиться от меня близости?
– поразилась я. 

– Ненавижу, когда ты разговариваешь со мной с таким заумным видом, - внезапно огорошил Эдик.
– Я тебе все сказал. Решай. Либо со мной спишь ты, либо я иду к Карине. 

– Уж она-то будет вне себя от счастья!
– почти выплюнула с презрением. 

Эд поднялся и, посмотрев на меня с уничижительной жалостью, сообщил: 

– Как одумаешься - приходи просить прощения. Я, так и быть, прощу. Что с тебя взять? Молодая, глупая. 

И в раздражении поведя широченными плечами, ушел, напоследок демонстративно хлопнув дверью. 

Я осталась сидеть на смятой постели, понимая, что просто умру, если хотя бы на сегодня не выберусь отсюда. 

Некоторое время прислушивалась к тому, что происходило в квартире. А сама мысленно прикидывала в уме, что и как нужно сделать, чтобы не сидеть заложницей в некогда моем доме и не сходить с ума от мыслей, что за стенкой некогда мой муж сейчас спит с другой женщиной.

Одно

дело думать о том, что смогу стать равнодушной, если вдруг это случится, и совсем иное - столкнуться с подобным лицом к лицу. Омерзение, ярость, что меня втаптывают в грязь, ужас - вот то немногое, что сейчас мною владело.

Когда из соседней комнаты раздались характерные звуки - сначала ритмичный скрип дивана, затем стон Карины, как будто коза блеет, - я решилась. Вылезла из постели и начала быстро одеваться. Простые джинсы и футболка. То, что было удобным и что не требовало много времени для надевания. На ноги -удобные балетки.

Пока рылась в шкафу, наткнулась на те брюки, в которых вышла утром из дома. Когда вернулась домой, забыла о визитке, что дал мне Вознесенский, теперь же, даже не думая, вынула ее и сунула в карман джинсов.

Выйдя из комнаты, бесшумно притворила за собой дверь. Звуки «прекрасной ночи» теперь стали особенно слышны, они заполонили мою голову… они начали сводить с ума.

Но то, что Эдик так раздухарился, играло мне на руку. Так будет проще выйти из квартиры незамеченной. Я взяла сумочку, запрещая себе думать о том, куда отправлюсь посреди ночи. Потому что было, по сути, некуда и не к кому. Взялась за ручку двери и вдруг случилось ужасное. Скрип прекратился, ему на смену пришел другой звук:

– Пойду воды хлебну, - пробасил Эд.

Я отступила в темноту прихожей и прижалась спиной к стене. Сердце загрохотало в ушах с такой силой, что я на несколько секунд оглохла. А когда вновь начала слышать окружающие звуки, уловила шаги Эда. Босые ступни по полу - сначала в сторону кухни, потом, через время, обратно. Открылась дверь. В спальню, или в гостиную, я не знала, но молила всех святых, чтобы Эдик вернулся к своей выдре.

– Эдичка-а-а!
– послышался ее стон, и я выдохнула.

А потом кровать заскрипела еще ритмичнее и быстрее. Своего рода спектакль для меня, спасибо за него и бывшему, и его швабре.

Выйдя из квартиры без приключений, я закрыла дверь и, пораздумав немного, решила не запирать ее на ключ. Этот шум мог стоить мне слишком дорого.

Сбежав по лестнице, я вышла из дома и, вдохнув ночной воздух полной грудью, быстро зашагала прочь от дома, чувствуя какой-то невероятный, просто упоительный аромат свободы.

– Алло? Говорите громче, я вас не слышу.

На том конце связи звучал голос Вознесенского, а я стояла, сжав трубку таксофона, и отчаянно ругала себя за то, что не отвечаю.

– Перезвоните, плохая связь, - сказал Алексей, и я решилась:

– Леш… это Ульяна.

Разлилось молчание, которое было красноречивее всяких слов. Я дурочка… я глупая, верно говорил Эд. Звоню посреди ночи мужчине, которого видела пару раз в жизни.

– Ульяна? У тебя что-то случилось?

В голосе Вознесенского слышалось такое неподдельное беспокойство, что я всхлипнула, но тут же взяла себя в руки.