Она была такая хорошая
Шрифт:
Представления Люси о супружестве и о взрослой жизни достаточно узки и шаблонны, но это все, что может предоставить в ее распоряжение традиционная ветхозаветная буржуазная мораль. «Дом мужчины — мир, мир женщины — дом» — Люси и не пытается восставать против этих патриархальных заповедей века минувшего. Но, поверив однажды в «американскую мечту» о «достойной, красивой жизни», она требует от окружающих выполнения завещанных ей традицией и воспитанием «правил игры» и, видя, что все идет прахом, впадает в отчаяние, граничащее с помешательством.
Образ героини романа Рота далеко не идеален, но он более чем правдоподобен — он жизнен. Люси не праведница и не бесплотный ангел (или, напротив, демон, как считают родные ее мужа). Это обычная девушка, с обычными для ее лет недостатками, сомнениями, заблуждениями. Ее речь далека от изысканности, ей свойственны заносчивость, категоричность, мнительность и другие почти неизбежные «пороки» юности, с годами, как правило, теряющие свою остроту. «Молодежь в твоем возрасте нахальная и самоуверенная, так было
И протест против «золотых снов» религии перерастает у Люси в выступление (пусть далеко не осознанное) против самих основ общества, которое, что бы там ни говорили о свободе воли, по-прежнему беспрепятственно распоряжается судьбой отдельного индивида. Драматизм борьбы за минимум житейских благ в сочетании с полной неспособностью буржуазной Америки предоставить хоть какое-то духовное руководство своему молодому поколению способствует выработке у Люси собственного, резко критического отношения к миру, где, по словам Ф. Рота, «в лучшем случае она сможет убеждаться в своей правоте, но где никогда ей не быть счастливой». «Как будто важно, где вы живете и сколько у вас денег, а вовсе не то, что вы из себя представляете!» — вот чего не может простить Люси своекорыстная одноэтажная мораль одноэтажной Америки.
Мы говорим о конфликте Люси Нельсон с обществом, с ее окружением, но это «окружение» в романе Ф. Рота далеко не монолитно, а, напротив, глубоко дифференцированно. Наиболее ярко выделяется, пожалуй, фигура Джулиана Сауэрби, весельчака с «душой нараспашку», скрывающего, однако, под этой личиной свою подлинную сущность расчетливого дельца, антикоммуниста, холодного и жестокого циника. Подобный тип, выхваченный прямо из жизни, не менее характерен для современной Америки, чем для первых послевоенных лет, к которым приурочено действие книги Рота. Джулиан предостерегает молодежь городка против «угрозы безбожного коммунизма», без устали поносит президента Трумэна за его будто бы мягкотелость по отношению к «красным» и при всяком удобном случае предрекает в скором будущем «войну через Северный полюс». Скрытой иронии, которой умело пользуется Рот, вполне хватает для разоблачения зловещего образа американских «ультра», встающих, словно призраки, за спиной Джулиана. Гораздо более сложный или, чтобы точнее выразиться, неустойчивый характер у его племянника Роя Бассарта, который, хотя и «был во всем согласен с сержантом Хикки и дядей Джулианом насчет коммунизма», в то же время помышляет о переезде в Швецию, где «настоящая демократия со всеми свободами» и где «не сходят с ума по деньгам, как все в Америке». Но воздушные замки уместны лишь в ранней юности; затем наступает пора, требующая зрелых мыслей и ответственных решений.
После замужества Люси думает о семье, о ребенке. Как бы сами собой терзания, страхи, подозрения последних месяцев перед свадьбой уступают место трезвой этике домашнего очага. Роя же одолевают собственные проблемы, естественные заботы мужчины, обретающего зрелость. Что для него важнее: выбиться в люди, оставить свой след на земле, то есть хотя бы в памяти родственников и земляков-горожан, или, презрев самолюбие и стремление к незаурядности, не возноситься и смиренно «делать свое дело» в качестве примерного семьянина. Эту дилемму, которая рано или поздно возникает почти перед каждым, Рот и не пытается решить категорически, декретивно. С одной стороны, чисто логически она неразрешима, с другой — сколько различных судеб, столько и всевозможных ответов. Но, говоря о конфликте, потрясшем молодую семью и толкнувшем Люси на самоубийство, американский прозаик, тщательно взвесив все «за» и «против», приходит к конечному выводу о вине Роя, который с обычным для него хаосом мыслей так и не смог в нужный момент сделать нужный выбор, не сумел поднять и поддержать Люси, разобраться, что значит в двадцать с небольшим лет стать мужем и отцом, человеком, ответственным за благополучие и счастье своих близких.
Суровый XX век расшатал многие устои былых времен, но так и не оказался в состоянии уничтожить, высмеять, представить старомодными взгляды, олицетворением которых является героиня романа Рота. Даже Рой, считающий себя личностью («не одиночка, а индивидуалист — тут большущая разница»), а на деле вечно попадающий под чужое влияние, готов признать за своей женой и стойкость, и мужество, и умение отличать правду от неправды. Не получая прочной опоры в семье, разочаровавшись в религии и официальной морали, Люси решает на свой страх и риск объявить войну равнодушной жестокости заведенного порядка вещей. И именно поэтому, а не под воздействием душеспасительного, всеизвиняющего эгоизма так настойчиво борется она за уже нелюбимого ею Роя, не сознавая, что вступает в пагубный круг, образуемый неискренностью и разочарованием, из которого нет и не может быть выхода. Именно поэтому бросается она в решительную схватку с лицемерием и непостоянством,
«Ну, почему они объединяются против матери и ребенка? Против семьи и любви? Против достойной, красивой жизни? Почему им нравится это безобразное существование!» — исступленно выкрикивает Люси, обращаясь к своему инфантильному мужу, к его отцу, «столпу общества» в Либерти-Сентре, к «дядюшке Джулиану», кичащемуся своим богатством и властью. Не только безволие, легкомыслие, безответственность мужчин — вначале отца, а теперь еще и мужа, — но и все уродства современной буржуазной морали, с ее приспособленчеством, продажностью, дряблостью вынуждают Люси выступить в новый крестовый поход — на сей раз навстречу собственной гибели. «Ложь опутала все! Весь мир рушится! Весь мир в огне!» — восклицает Люси, становясь на какой-то момент словно бы одной из эриний, этих мрачных ревнительниц справедливости и традиции в древнегреческой трагедии. Люси должна страдать, должна чувствовать себя одиночкой, потому что она «понимает, где истина, а где ложь, потому что она сознает и выполняет свой долг, потому что она говорит правду, потому что она не терпит предательства и вероломства»…
Последние страницы романа рисуют Люси почти в бреду, с помутившимся сознанием, подобно затравленному животному, делающему последние шаги навстречу гибели. Но и в агонии ее не оставляет навязчивая мысль, красноречивый призыв к несовершенному миру: «Пусть только каждый выполняет свой долг, делает свое дело! О если бы люди могли быть людьми!»
Но нет пророка в своем отечестве. Люси погибает, ее замерзшее тело заносит снегом, а жизнь в Либерти-Сентре и на всем Среднем Западе идет своим чередом. При всем своем стремлении к истине, к правильной, хорошей жизни Люси не хватает очень важного — терпимости, или, как еще говорят, человечности, не хватает широкого гуманистического взгляда на вещи. Отсюда и те черточки чисто женского деспотизма, который неприметно становится одной из ведущих сторон ее характера. Я есть я, а ты есть ты — постичь этот непреложный факт человеческого существования оказалось не под силу ни слабоумной Джинни, ни — в известном смысле — ее племяннице Люси. Ее частые споры с дедушкой Уиллардом, «папой Уиллом», позволяют выделить два противоположных мировоззренческих принципа, две полярные моральные позиции. «Наступит день, и правда откроется» — таково мессианское кредо Люси. «Я могу быть не согласен с вами, но всегда и везде я буду бороться насмерть за ваше право иметь собственное мнение» — вот любимая цитата Уилларда из Вольтера. Прямолинейная нетерпимость и всегдашняя готовность к компромиссу, холодный императив «так надо» и всепрощенческое «будем как все». Настойчивое менторство Люси приносит больше горя, чем радости, ее домашним, особенно матери, но и гибкий оппортунизм папы Уилла не способен служить решению сложных проблем, беспрестанно выдвигаемых жизнью…
Знал я девочку одну с рыжим локоном на лбу. Когда была хорошей, она была прекрасной. Когда была плохой, она была ужасной!Вот и пришло время для ответа на вопрос, как бы возникающий уже в названии романа Ф. Рота, созвучном нехитрым ритмам Детской английской песенки. Нет, Люси Нельсон не ангел и не демон, всем своим существом она тянется к хорошему, правильному,но при этом ей случается быть и очень плохой. Образ Люси — отражение самой жизни («величия жизни во всей ее полноте и обнаженности» — строчка из уже упоминавшейся «Озимандии» Шелли), которая никогда не бывает, не может быть абсолютно однозначной. Уловить эту тонкую диалектику бытия, представить мир в зримых формах, таким, как он есть, без наивных искажений и докучливой назидательности, — вот одна из основных целей большого реалистического искусства, достойным восприемником которого в Соединенных Штатах выступает в романе о молодых американцах, написанном молодым писателем, современный прозаик Филип Рот.
А. Мулярчик
Филип Рот
Она была такая хорошая
Часть первая
Ни богатство, ни слава, ни могущество не были мечтой его жизни. Даже счастье не манило его, а только цивилизация. Он смутно представлял, что это такое, покидая отчий дом, а вернее сказать — хижину в северных лесах штата. Единственно, что он заранее намечал, это как-нибудь добраться до Чикаго и уж там все для себя выяснить. Но одно он знал твердо — жить дикарем он не хочет. Его отец, свирепый и невежественный человек, был звероловом, потом лесорубом и под старость — ночным сторожем на железных рудниках. Мать знала только тяжелую работу и — рабская натура — не могла вообразить иной жизни. Да если бы и могла, если на самом деле она была не такой, как казалась, она все равно слишком хорошо понимала, как неосторожно говорить мужу о своих желаниях.