Она была такая хорошая
Шрифт:
Уиллард опустился в кресло, закрыл глаза и уронил голову на руки.
— И никому из нас об этом не сказала. Все по-своему, все в тайне… Решила выйти замуж… Наверное, ей казалось, что это ее долг — сообщить Уайти первому… Понимаешь, она не хотела, чтобы эта новость дошла до него через прежних дружков из «Погребка Эрла»… Ну, в общем, не знаю, что она там думала, но так или иначе — сделанного не поправишь… А она вот что сделала.
— Она была примерной женой, папа Уилл. И всегда считалась с его чувствами. Всегда поступала порядочно и благопристойно. Она была примерной, послушной женой. И такой и осталась!
— Люси, она верна себе, и только.
— И он тоже остался верен себе, правда. Что
— Ну, это письмо его потрясло. Можно было подумать, что теперь, когда он вылечился от своей болезни, устроился на приличную работу и живет там, где, по его словам, ему всегда хотелось жить; так вот, можно было подумать, что сейчас, когда он уже почти год практически помолвлен с другой женщиной и почти четыре года не живет дома, так вот, можно было подумать, что он теперь подготовлен к такому удару и через день-другой привыкнет к мысли, что ему надо жить этой новой жизнью, с новыми друзьями, новыми занятиями и как-то примириться с тем, что произошло за две тысячи миль от него с женщиной, которую он не видел бог знает сколько… А он взял и выкинул абсолютную глупость. Но как знать, может, он и без всякого письма поступил бы точно так же. Может, Майра тут вообще ни при чем, а он уже давно собирался это сделать. Так или иначе, на новогодние праздники он налаживал оконный вентилятор в одном из служебных помещений. К несчастью, секретарша, уходя домой, по небрежности, впопыхах или еще почему-нибудь оставила прямо на ящике с картотекой, стоявшем рядом с сейфом, сумку, набитую ценными вещами. Теми, что обычно сдают на хранение. Драгоценностями… Часами… Ну деньги там, конечно, тоже были.
— Стало быть, он остался верен себе — и присвоил все это.
— Ну, не все, конечно.
— Не все, — повторила она, опустив глаза.
— Самую малость, — сокрушенно сказал Уиллард. — А через какое-то время он осознал, что натворил…
— Но было уже поздно.
— Было уже поздно, — повторил папа Уилл. — Это верно.
— И он все пропил.
— Нет, нет, — вскинулся Уиллард, — пьянство тут ни при чем. В Орландо он опять вступил в Лигу борьбы с алкоголизмом, как и в Уиннисоу. Но на этот раз он в ней удержался. Там-то он и познакомился с той дамой из Уинтер-парка. Так вот, он отнес все к себе домой и потом провел ночь без сна, понимая, что поступил как последний дурак. Но наступило утро, и какая-то женщина пришла за своими часами, а их не оказалось на месте. Тут началась проверка, и не успел он вернуться в отель, как там поднялся переполох. Тут он совсем растерялся. Положить вещи на место сейчас, когда хозяин на взводе и кругом кишмя кишат детективы, невозможно — он это понимал. Поэтому он решил, что пока самое разумное промолчать и отправиться восвояси. Он рассчитывал, что, может быть, ночью ему удастся положить все на место. Но уже через несколько часов подозрение пало на него, к нему пришли, и тут уже не было выхода, — да и кроме того, он и сам собирался это сделать уже через час после того, как унес вещи — так что он чистосердечно признался, вернул все до последнего и сказал, что возместит убытки из своего жалованья. Но оказалось, что хозяин уже уволил секретаршу, которая оставила ценности, и, чтобы оправдать себя в глазах постояльцев, жаждал кого-нибудь примерно наказать. Ценности были все равно застрахованы, да, кроме того, ничего и не пропало, но это ничуть его не смягчило. По-моему, он думал не только о постояльцах, но и о своих собственных интересах. И вот, вместо того чтобы попросту уволить Уайти, как ту девушку-секретаршу, он ударил по нему изо всех орудий. Так же поступил и судья. Они там все кормятся вокруг отеля и все, полагаю, хорошо понимают, с какой стороны хлеб намазан маслом, — вот они на него и насели. В назидание остальным.
Уиллард умолк.
— А ты и поверил, — сказала Люси, — ты и впрямь поверил в эту историю?
Он пожал плечами.
— Люси, ведь он действительно в Райфорде, во флоридской тюрьме.
Она вскочила со стула.
— Но он и тут не виноват, верно?
— Я этого не говорю…
— Вот всегда так! Всегда!
— В каком смысле, милая? Как «так»?
— Он украл, потому что обезумел от горя, так ведь? Он, видите ли, просто не понимал, что делает! Он, знаете ли, не собирался делать ничего подобного! Он хотел тут же положить все обратно! А его засудили!
— Люси…
— Но ведь ты этому поверил! Халатная секретарша! Бессердечный хозяин! Что он мог поделать! У всех людей свои недостатки, свои слабости… Эх ты! — и она взбежала по лестнице, прежде чем он успел остановить ее.
Мать лежала, уткнувшись в подушку.
— Мама, — сказала она, — мистер Мюллер ушел. Тебе это известно? Ты слышишь, мама? Ты только что отказалась от своего единственного шанса на приличную человеческую жизнь. Почему? Мама, я спрашиваю тебя — почему?
— Не трогай меня. — Голос был едва слышен.
— Почему? Тебе хочется выбросить на ветер еще двадцать лет? Хочется, чтобы тебя опять унижали? Оскорбляли? Хочется опять терпеть лишения? Ты понимаешь, что ты делаешь, мама? Кому ты приносишь себя в жертву? Как ты могла додуматься сказать мистеру Мюллеру, чтобы он уходил, когда этот идиот, этот слабоумный, этот никчемный, безнадежный…
— Но зато ты теперь можешь быть довольна!
— Что? — внезапно Люси почувствовала слабость.
Мать села на кровати. Ее лицо опухло, глаза в черных кругах глубоко запали.
— Ты всегда желала ему, туда попасть! — пронзительно выкрикнула она.
— Я… Нет! Неправда!
— Да! Откуда он никогда, никогда… — она вновь упала в подушку, ее слова заглушили рыдания.
Через час Люси спустилась по лестнице и выскочила из дому, прежде чем Рой успел хотя бы высунуться из автомобиля. У мамы мигрень, и ей не до Эдварда, и вообще не до них; даже мистер Мюллер сегодня рано ушел. И кроме того, по радио обещали вечером сильную метель. Им пора ехать.
Папа Уилл вышел на крыльцо следом за ней. Незадолго перед этим он легонько постучался в дверь ее прежней комнаты, но Люси не впустила его.
— Спасибо, я предпочитаю побыть одной, — сказала она.
— Люси, ты ведешь себя так, будто мне все это безумно нравится. Будто я этого хотел.
— А что ты сделал, чтобы это предупредить? Что ты вообще сделал?
— Люси, я не бог…
— Оставь меня в покое! Я в тебе не нуждаюсь! Иди к своей ненаглядной доченьке!
А теперь папа Уилл шел за ней следом. Люси сидела в машине рядом с Эдвардом, когда дедушка облокотился на открытую дверцу.
— Ну как поживает принц Эдвард? — Он просунул руку в машину и надвинул капюшон на глаза Эдварду.
— Не надо, — засмеялся ребенок.
— А как ты, Рой? — спросил папа Уилл.
— Да так, помаленьку, — ответил Рой. — Передайте ма, я надеюсь, что ей полегчает.
«Ма» — так он называл мать Люси. «Ма»! Эта безвольная, глупая, слепая… Полиция его, видите ли, посадила. Он сам себя посадил!
— Не расстраивайся, Люси… — Папа Уилл похлопал ее по руке.
— Ладно, — ответила она, поправляя Эдварду капюшон.
— Что ж, — сказал папа Уилл, пока Рой заводил машину, — теперь увидимся уже в следующем месяце…
— Да, до скорого, Уиллард. — отозвался Рой.
— Пока! — закричал Эдвард. — Пока, дедушка папа Уилл!
Ну нет, подумала она, это не пройдет… Тебе не удастся взвалить все на меня, не удастся обвинить меня в…