Она моя
Шрифт:
— Тихо сиди, — шелестит в ухо.
Понимаю, зачем он умостился так близко ко мне, и прекращаю дышать.
Тарский поползновениям Норы никак не препятствует. Сохраняет ту же уверенную и расслабленную позу, что и всегда. Равнодушно и даже как-то лениво наблюдает за тем, как девушка, полностью развернувшись, трется грудью о его рубашку.
Судорожно вдыхаю, когда она тянется к нему губами.
Если поцелует, я этого не переживу…
Нет, мне должно быть все равно!
Пусть
Нет, я не вынесу!
Может, этот мучительный урок отвадит меня от него. Избавит от этой больной любви. Может… Но сначала мне придется умереть.
Яркие губы Норы оказываются в нескольких миллиметрах от губ Тарского.
Мое сердце берет болезненную паузу. Стынет и тотчас вспыхивает, когда он от нее отворачивается. Не успеваю полноценно вдохнуть, как Таир сталкивает девушку на пол между своих широко расставленных коленей.
Нора, конечно же, в отличие от меня, не тормозит. Без каких-либо уточнений и подсказок быстро соображает, что от нее требуется. Уверенно кладет руки на ремень и, соблазнительно улыбаясь, проворно высвобождает его из петель.
Чувствуя, как начинают дрожать губы, поднимаю взгляд к лицу Гордея.
Немым криком требую, чтобы посмотрел на меня. Призываю. Молю.
Как ты можешь? Не делай! Остановись! Я здесь! Взгляни же на меня!
И он смотрит. Стальные глаза мерцают темнотой. Таир зол. Или… крайне сильно возбужден.
В груди тотчас заламывает и ноет с такой силой, едва удается сдержать реальный стон. Все внутренности переворачиваются и как будто разваливаются, теряя силу, свойства и форму.
Опускаю веки. Сейчас не хочу, чтобы он меня затягивал. Если позволит ей… Я в этом участвовать не буду. Пусть хоть приставляет к виску пистолет и стреляет.
Как ни абстрагируюсь, слышу и из-под опущенных ресниц вижу, что Тарский подается ближе к краю дивана. Нора, качнувшись ему навстречу, довольно скребет наманикюренными пальчиками по его боксерам. А затем… Поддевает широкую резинку, являя всем присутствующим эрегированный член.
— Ого… М-м-м, какой большой мальчик… — пошло смеется эта сучка.
Таир никак на это не реагирует. Он с ней вообще не разговаривает. Наверное, потому, что ей не нужно рассказывать, что делать.
Я задыхаюсь. Мне кажется, что все происходящее просто страшный сон и даже не мой. Я не здесь. Не с ними.
Господи, ну неужели Тарскому все равно, с кем, где, и сколько человек за этим наблюдает?
Мое истерзанное сердце переживает очередную остановку, чтобы спустя мучительное мгновение броситься в бешеную скачку. Мечется, как одержимое, по всей грудной клетке. Отбивает одуряющие ритмы, к которым я не готова ни физически, ни эмоционально.
Закусываю изнутри губы, но полностью закрыть глаза не могу. Вижу, как Нора наклоняется и вбирает член в рот. Преданно выкатывая глаза, заглатывает практически до основания.
Я же шумно выдыхаю и, наконец, зажмуриваюсь. Рот заполняется кровью, так сильно вгрызаюсь в губы. Пальцы бессильно загребают воздух и сворачивают ладони в кулаки. Как могу, отчаянно давлю душевную боль, переключаясь на любую другую физическую.
Только от звуков отключиться невозможно. Отслеживаю помимо своей воли. Сопение, мычание, гудение, стоны и еще какую-то возню Норы. Гордея не слышу и тешу себя мыслями, что ему это тоже не нравится. Со мной ведь он не держится так тихо. Думаю об этом и тут же сама себя ругаю.
Ненавижу его! Ненавижу! Ненавижу!
Мне не хватает элементарной концентрации, чтобы оглядеться и оценить реакцию остальных. Я вязну в своих эмоциях и ощущениях. Стараюсь вовремя вдыхать и выдыхать. Просто оставаться в сознании.
Но самое ужасное происходит дальше. Дыхание Тарского постепенно утяжеляется, и я понимаю, что он приближается к разрядке.
Мое тело становится ледяным и одновременно влажным от выступившей перед этим испарины. В голову ударяет кровь, распирая болью череп. Особенно в висках давит, словно в попытке разнести черепушку в щепки. К горлу подкатывает тошнота. И глаза, отказываясь выполнять команды горящего сознания, словно сами собой открываются.
Боже… Ничего хуже со мной никогда не происходило.
Нора глотает сперму Тарского. Со смехом собирает то, что в процессе пролилось из ее распухшего и покрасневшего рта. Смачно облизывает губы.
— Ты вкусный, — говорит с придыханием.
А во мне что-то умирает.
Глава 12
Тарский останавливается у выхода, чтобы придержать для меня дверь, и я, так и не подняв на него взгляда, шагаю через порог адовой «Комнаты желаний». Ледяной порыв ветра обдает мои горячие щеки холодом, но отнюдь не остужает их. Вызывает лишь жгучее покалывание кожи.
В каком-то коматозном оцепенении двигаюсь в сторону машины, а добравшись, понимаю, что не вынесу этой поездки.
Не хочу находиться с Гордеем наедине. Не хочу смотреть на него. Не хочу ощущать запах. Кажется, любая близость с ним меня сейчас способна убить.
— Отпусти меня сегодня с Элизой, — выпаливаю первое, что приходит в голову. — Она давно приглашала погостить.
Глаз не поднимаю, но периферийно улавливаю, что родня Тарского замирает вместе с ним, так и не дойдя до машин. Рискую взглянуть на блондинку, отношения с которой, если не враждебными, то лишь нейтральными можно назвать. Никак не дружескими. Она в этой чертовой «Комнате желаний» тоже пострадала. Читаю в треснувшей маске ее обычно невозмутимого лица боль, огорчение и жалость. Последняя адресована мне, Екатерине Волковой — какая дикость. Только внутри все уже переломано, чтобы как-то реагировать еще и на это.
В другой раз Элиза бы наверняка отвергла мою ложь. Сейчас же молчит, позволяя несуразной выдумке окрепнуть и превратиться в правду. Я же окончательно убеждаю себя, что мне плевать на то, как именно она ко мне относится. Лишь бы свалить подальше от Таира. И когда Элиза переводит взгляд на него, мое сердце в ожидании ответа колотится с такой силой, словно озадачилось выработать энергию для электроснабжения всей Европы. Каждый уголок тела этим стуком забивает. Каждый миллиметр кожи электризует.