Она не принцесса
Шрифт:
– Полагаю, ты уже задумала что-то новое?
– Конечно, – ответила Франческа.
В будуар вошла горничная с визитной карточкой в руке.
– Карета, которую Честерфилд заказал для меня, будет здесь не позднее чем через две недели. Ее дверцы отделаны перламутром, а поездка в ней... о, Лючия, Честерфилд уверяет, что у нее такие мягкие рессоры, что трудно себе представить. Я надену самую пышную юбку, какую только смогу найти, чтобы она раздувалась вокруг меня... думаю, белую юбку, и я поплыву по Роу, как лебедь по воде. Не теперь, Паркер, – добавила она по-английски, когда горничная протянула ей карточку, –
– Джентльмен заявляет, что он здесь по делу большой важности, – ответила горничная. – Он говорит, что вас предупредили о его приезде. Мне попросить мистера Фрейзера сказать ему, что вы уехали?
Франческа переменила позу, чтобы портниха зашила другой бок лифа, и взглянула на визитную карточку.
– О Боже, он уже внизу? Я все перепутала, я думала, и придет завтра... – Она замолчала и украдкой взглянула на Лючию. – Скажи ему... э... скажи ему, что я спущусь через несколько минут.
– Да, мэм. – Паркер положила карточку на туалетный столик, сделала реверанс и вышла.
– Кто это? – спросила Лючия; странный взгляд матери, брошенный на нее минуту назад, возбудил ее любопытство.
– О, я не знаю, дорогая, – ответила Франческа. – Поезжай на Бонд-стрит, доставь себе удовольствие. – Она осмотрела на портниху, которая, стоя на коленях, вшивала клин под мышкой Франчески. – Аннабел, ты должна поторопиться. Не годится заставлять человека ждать слишком долго, тем более что он пришел по делу. Они так нетерпеливы, бедняги.
– Да, мэм, – пробормотала Аннабел, державшая во рту булавки.
– По делу? – повторила Лючия, чье любопытство еще сильнее разгорелось. – Ты порываешь с Честерфилдом?
– Нет, это совсем другое. – Франческа повернулась к зеркалу. – Он хочет поговорить со мной о чем-то, связанном с законом.
– И что связано с законом?
– О, я не знаю. Что-то ужасно скучное, не сомневаясь. – Она махнула рукой в сторону двери. – Возьми карету и поезжай на Бонд-стрит. Карета мне не нужна поскольку я буду кататься верхом в Гайд-парке. Иди же.
Лючия нахмурилась, в ней проснулось подозрение. Мать вела себя непонятно, явно хотела, чтобы она ушла. Лючия встала, подошла к туалетному столику и, прежде чем мать догадалась о ее намерении, взяла карточку.
– «Сэр Йен Мур», – вслух прочитала она. – Йен Мур. Мне знакомо это имя. – Она сосредоточенно свела брови, стараясь вспомнить, откуда она знает его.
Снова посмотрев на визитную карточку и прочитав его титул, она вспомнила.
– Это британский посол, который устраивал брак Элены с австрийским герцогом. Что он здесь делает?
– Я уже сказала, не знаю. Кто-то прислал извещение из Уайтхолла, что он заедет ко мне и чтобы я ожидала его. – Франческа указала на карточку. – Я не могу не принять его. Он посол.
– Элена никогда не видела этого герцога, а ее заставляют выйти за него замуж, чтобы укрепить отношения, между странами. Она очень расстроена.
– В самом деле? – тихо сказала Франческа, беря со столика голубую бархатную шляпу и надевая ее на голову. – Я ничего об этом не знаю. Тебе ведь известно, что плохо я разбираюсь в политике.
Лючия подняла глаза и следила за ее отражением в зеркале. Франческа сдвигала шляпу то на один, то на другой бок, выбирая самое подходящее положение. От Лючии не укрылось, что мать и в зеркале избегает ее взгляда. И вдруг Лючия безошибочно догадалась, что здесь делает британский посол.
– Они собираются выдать меня замуж? Совсем так же, как и Элену? – Она прочла правду на лице матери. – Это так?
Франческа вздохнула, сняла шляпу и швырнула ее через голову Аннабел на ближайший стул.
– Я не хотела, чтобы ты что-нибудь узнала об этом, до того как я сама не поговорю с ним.
– Так вот почему он здесь? – В Лючии закипала кровь.
– Он пришел поговорить о возможном браке для тебя. О, дорогая, – добавила она со вздохом, глядя на дочь, – Я всегда хотела иметь собственный дом, выйти замуж, иметь детей. Когда ты была маленькой девочкой, уж не помню, сколько раз мы обсуждали твою свадьбу, и куклы были единственными игрушками, в которые ты когда-либо хотела играть. Пожалуйста, только не говори, что случай с Арманом заставил тебя отказаться от любви и ты хочешь остаться старой девой, ибо я знаю тебя слишком хорошо, чтобы в это поверить. Кроме того, мне ненавистна мысль, что у меня не будет внуков.
– Конечно, я хочу выйти замуж, но вовсе не собираюсь позволить Чезаре устроить мой брак! Я хочу сама выбирать себе мужа и скажу этому льстивому дипломатишке, чтобы он передал отцу мои слова. – Сжимая в кулаке его визитку, Лючия направилась к двери.
– Не делай ничего, не подумав, – сказала мать ей вслед. – Мур – выдающийся посол. Он имеет большое влияние. Помни, что я тебе говорила. На мед слетается больше мух, чем на уксус.
– О, я буду сладкая, как патока, – пообещала Лючия, – тогда скажу, чтобы он убирался к черту.
Не обращая внимания на тяжкий вздох матери, Лючия стала спускаться по лестнице в гостиную.
Йен предполагал, что Франческа, самая известная в Англии женщина сомнительного поведения, живет в доме, соответствующем ее громкой репутации. И в этом он очень сильно ошибся.
Дом, где она жила, находился в тихом незаметном уголке Кавендиш-сквер. Ее дворецкий был таким величественным и безупречным, каким только может быть слуга. Ее гостиная в серо-голубых и нежно-зеленых цветах выглядела по-английски элегантной, на камине стояли фарфоровые пастушки, на стене висел пейзаж Тернера, и на полу лежал прекрасный аксминстерский ковер. Все было предназначено для удобства и комфорта, а не выставлено напоказ. Конечно, счета оплачивал Честерфилд – в данное время покровитель Франчески, а он был очень приличным человеком.
В гостиной Йен обнаружил прекрасное собрание книг. Он как раз просматривал их названия, когда услышал приближавшиеся шаги. Он поставил «Илиаду» Гомера на место и повернулся. На пороге стояла молодая женщина.
Никто не принял бы ее за англичанку, и Йен сразу же понял, что перед ним Лючия Валенти.
В голове Йена внезапно возник образ этой молодой женщины, бегущей по заросшим маками итальянским лугам, она бежит босиком и смеется, подхватывая рукой юбки, а ее распущенные кофейно-черные волосы густой спутанной гривой развеваются за спиной. Странно, подумал он, что его воображение создало такую живую картину, ибо он был человеком, которому чужды полеты фантазии. Но в этой женщине он чувствовал едва сдерживаемую энергию, от которой на фоне атрибутов традиционной британской обстановки она казалась такой полной жизни.